— Даша, выходи за меня замуж.
Глаза Даши полны слёз. Она не прячет их.
— Илья, всё не так просто…
— Прости, прости, что я так долго не говорил…
— Илья…
— Да, я виноват. Но вот пришёл исправлять ошибку. Давай поговорим, нам есть о чём поговорить.
— Все разговоры, Илья, пустые, разговорами делу не поможешь.
— Даша, не говори так, мне без тебя не жить.
— Жил ведь до меня…
— Это была не жизнь, когда-нибудь я тебе расскажу.
— Нет, мы не должны быть вместе, я себе этого не прощу.
Илья бледный. Даша в слезах. Он протянул ей руку, она взяла её и вытерла свои слёзы его рукой. Горячие. А какими им ещё быть?
На улице и Илья дал волю слезам. Прохожим не было никакого дела до одинокого бородатого плачущего мужчины. Не хотелось идти домой. Вообще ничего не хотелось. На всём свете у Ильи Коробейникова не оказалось ни одного человека, способного ему помочь. К Петровичу, может, завалиться? Они, скорее всего, на даче. К Вадиму? На смех поднимет. Скажет, будь проще, Илюха, не усложняй жизнь, Бог её и так усложнил по максимуму. Это его обычная присказка. Да уж, усложнил жизнь Господь Бог. А может, мы сами её усложнили… Что сейчас делает Даша? Плачет. Закрылась в своей комнате. Мама мышкой скребётся в дверь:
— Дочка, открой, чайку попей…
Даша не открывает.
Взять бы такси и уехать, куда глаза глядят. Только не домой, дома совсем тошно. Такси. Илья махнул рукой, сел.
— Тебе куда?
— Сам не знаю, шеф. Вези, куда хочешь.
— Ну ты даёшь. Я ведь могу и в Питер с ветерком.
— До Питера у меня денег не хватит.
— Ты… как тебя? Илья? Тебе, Илья, тошно?
— Очень, шеф.
— А выпить?
— Не пью, не моё, потом три дня мучаюсь.
— А на футбол?
— Равнодушен.
— А если… ну, сам понимаешь, сауна, девочки…
— Обижаешь.
— Тогда тебе, Илья, только в церковь. Я, когда дохожу до ручки, в церковь иду. Возвращаюсь — огурчик.
— Вези, шеф, в церковь, я тоже до ручки дошёл.
На пригорке, на самом его верху — три маленьких пенёчка. Как раз Вике, Грише и Анечке. Они уселись на пенёчки, задрали носы к солнышку. Вот уж хорошо так хорошо. На небе ни облачка, а весь пригорок в одуванчиках. Они известные выскочки, как только солнце слегка прибавит жару, выскакивают друг за другом наперегонки.
— Одуванчики-выскочки, — говорит Вика сама себе тихо.
Но у Гриши ушки на макушке. Его хлебом не корми, дай порассуждать.
— Они плохие? — спрашивает он маму.
— Хорошие, видишь, как с ними весело стало.
— Выскочки плохие, нам Зоя Павловна в садике говорила.
— Есть выскочки плохие, есть хорошие. Одуванчики-выскочки хорошие. Они очень торопились порадовать людей, вот и выскочили из-под земли на свет Божий.
