Звонок в дверь. Вика вздрогнула, почему-то стала прятать фотоаппарат под подушку, хотя до этого он спокойно лежал на письменном столе. Илья! Как не вовремя! Открывай же, а то заподозрит, что она копается в его вещах.
Илья с порога:
— Дети спят?
— Легли, уже поздно.
Глянул на часы, присвистнул:
— Ничего себе, загулял…
Да он не считает нужным ничего скрывать. Какая наглость! Закипела, закипела в Вике горячая от обиды кровь. Она резко развернулась, влетела на кухню, зачем-то налила в чайник воду, зачем-то его включила.
— Дай что-нибудь перекусить, я голодный как волк.
Подлетела. Встала вплотную. Ей очень захотелось влепить Илье пощёчину. Сдержалась. Спросила, кипя гневом:
— Ты где был?
Илья посмотрел на неё удивлённо. И вдруг улыбнулся:
— Представляешь, на катке…
«Ни стыда ни совести. Негодяй, бабник, предатель», — кипела от злости Вика.
— Значит, на катке? Она ещё и на коньках катается? А шуба у неё из Италии или из Греции? Я всё знаю. Ты ничтожество. Исчезни из моей жизни, мы обойдёмся без тебя, дети вырастут, поймут. Я им всё объясню. Ты ничтожество.
Пощёчина. Не Вика Илье. Илья Вике. Отшатнулась. Широко раскрытыми глазами смотрела на мужа, щека мгновенно опалилась краснотой с малиновым оттенком. Никто никогда не поднимал не неё руку. Даже пьяный отец. Илья переступил. Это не прощается.
— Уходи. Уходи от нас. Тебя больше нет. Ты понял?
Илья сам испугался случившегося. Обмяк. Открыл холодильник…
— Водку ищешь? Алкаш! Иди, пусть тебе твоя любовница наливает. Она, наверное, французские коньяки пьёт, вот и будете на пару…
И — получила ещё.
Щека горела нестерпимо. Сердце клокотало, Вика с головы до ног ощущала себя сплошной испепеляющей ненавистью. После всего что произошло, это — конец.
Илья тихо, как побитый, стоял у окна. За тяжёлой тёмной шторой в прозрачном морозном воздухе плавали звёзды.
— Это тебя в Дивееве научили так по-скотски себя вести? — спросил он.
И стал укладывать вещи.
Вика уже не видела этого. Она ушла в ванную, включила воду. Не для того, чтобы выплакать свою беду. Она делала холодные примочки на нестерпимо горевшую малиновую щеку.
Ланиту, по-православному.
Глава третья
Люди встречаются
Ранка у Даши ныла нестерпимо. Перед незнакомым человеком стыдно.
— Больно? — спросил он.
— Ещё как, — призналась честно.
— Надо что-то придумать. Сидите, ждите меня здесь.
Даша присела на мёрзлую скамейку, прикрыв царапину шарфом, но тут же встала, прижалась спиной к бортику катка. Народу заметно поубавилось, время шло к закрытию.
