Он разбил парню нос, и тот заверещал. Леонид вздрогнул. Этого еще не хватало! И снова все получилось само собой. Ткнув очкастого в лоб, Леонид стиснутыми в "копье" пальцами рубанул по кадыку жертвы. Парень зашелся в кашле, по стене обморочно сполз на тротуар. Вот теперь все. Теперь запомнит надолго. И десять раз почешется, прежде чем взяться за нож...
Словно что-то почувствовав, Леонид повернул голову. Впору было расхохотаться. Вдалеке вышагивало трое. Черные, перетянутые ремнями полушубки, форменные ушанки. Господи! Минут на десять прийти бы им раньше! А что сейчас? Ведь загребут, елки зеленые! И пикнуть не дадут. А очкастого запишут в потерпевшие... Леонид кинул взгляд на хрипящего возле ног парня и, не мешкая, ринулся во дворы. Трое уже что-то заметили и явно прибавили шагу. Утопая в снегу, Леонид несся, как подраненный лось. На ходу попробовал сориентироваться. В общих чертах эти кварталы ему были знакомы. И то - хлеб! Плохо только, что бежать быстро он уже не мог. Кололо печень, одышка все более давала себя знать.
Ага! Вот и детский сад, заветный забор, в котором, помнится, насчитывалось с полдюжины вороватых проходов. Увы, с тех пор кое-что переменилось. Забор пестрел свежими дощатыми заплатами. Он чертыхнулся. Показалось, что где-то позади слышатся взволнованные голоса. Что ж, можно только порадоваться. Очкастому без сомнения окажут квалифицированную медицинскую помощь. Интересно, что он им наврет про Леонида? И станет ли рассказывать про своего товарища? Сомнительно, конечно, хотя кто его знает.
Леонид с разбега вскинул тело над забором, на дрожащих руках перевалился на другую сторону. Разжирел, боров! Никакой формы. Надо бы этим заняться. И турником, и брусьями, и бегом!
Крадучись, он добрался до веранды, присел на корточки. Единственный фонарь горел метрах в сорока от него. Даже если заглянут сюда, затаившегося драчуна навряд ли разглядят. Да и тот ли это драчун?.. Капюшон под его пальцами послушно превратился в воротник, пушистый енот был снова водружен на голову. Отпыхиваясь, Леонид терпеливо ждал.
***
За квартал до родного подъезда Логинов все-таки ощутил смутное беспокойство и снова сдернул с головы шапку. Было достаточно темно, но еще издали он разглядел на лавочке двух девчушек субтильного возраста. Подружки неторопливо покуривали, умело циркали слюной на асфальт. Кажется, девчушек он знал. Во всяком случае частенько встречал во дворе. И та, и другая безгранично верили в мощь парфюмерии, безжалостно сводя на нет естественную прелесть юношеского личика, простоватую детскость тщетно превращая в многоопытную взрослость. Уверенный блеск второсортности кружил им головы, в потасканности шлюх виделось загадочное очарование. Бедняшки, они уже носили на цыплячьих шейках дешевый стеклярус, оловянные и бронзовые колечки с камешками из бутылочного стекла украшали их когтистые пальчики. Румяна, бигуди и маникюр, первое сигаретное перханье в груди, первые суждения о достоинствах красного и сухого, - жизнь не спешила распахивать перед ними радужные ворота, она впускала девчушек через черный ход, через утыканную гвоздями узенькую калитку.
