Зеленые годы | страница 6
Алиса снова уселась, поставила корзинку с леденцами на колени и с любопытством посмотрела на меня. Я рассказал ей обо всем, об отцовых безумствах и замолчал, не зная, о чем еще говорить.
— Ты-то хочешь ехать? — вдруг спросила она. — Голос у нее стал печальным и тревожным, упавшим и похожим на стон.
— Я-то, может, и хочу, — ответил я. — Но так, сразу — нет. Вот бы ты смогла поехать со мной…
Алиса принялась болтать ногами, а я уставился на язву у нее на коленке. Она заметила и прикрыла язву рукой.
— Я же говорила: не смотри.
Я поглядел на Алису — и мне так захотелось ее поцеловать! Честное слово, буду скучать по ней.
— Верно мой отец говорил, когда был жив…
— А? — спросил я.
— Мой отец все говорил, что у твоего отца с головой не в порядке. Верно говорил, а?
Отца у Алисы не было в живых. Его убили, когда он вместе с папой искал золото в Вал-ду-Риу-Досе. С тех пор Алисина мать делала леденцы, карамельки и печенье на продажу в магазины и вразнос. Наши отцы дружили. Когда-то они вместе искали землю, где золото.
— Да, твой отец… — начал я и осекся.
Наши отцы все время оживленно беседовали за кружкой пива до глубокой ночи. Говорили про скот, про засуху, про загубленную пашню, про городскую жизнь, про алмазы, про золотые прииски. И ничего не добились в жизни, потому что всегда жили как во сне.
И вот однажды Алисиного отца привезли на лошади убитым. Мой отец плакал, как будто лишился брата или сына. В груди у Алисиного отца зияла дырка. Я впервые видел мертвеца.
Тут я посмотрел на Алису и понял, как много времени минуло с тех пор. Судьба Алисиного отца неотделима от нашей судьбы, и мы всегда его будем помнить — иначе нельзя.
Алиса взглянула на леденцы и взяла один. Содрала с него целлофановую обертку, посмотрела, потом положила на место. Что-то умирало в ее душе. Что-то разрывалось и в моей.
— Уезжаешь, значит… — прошептала она, глядя на меня.
— Да. Уезжаю, — отозвался я.
И ком подступил мне к горлу. Я посмотрел на Алису, на ее худое грязное личико, на ранку на колене.
— Я буду страшно скучать по твоей ранке, — признался я.
Алиса все не сводила с меня глаз и не обиделась, что я заговорил про ранку. По щеке у нее скатилась слеза. Я тоже чуть не плакал.
— Ну что же, уезжай, — проговорила она сердито и громко заплакала. — Уезжай же, уезжай…
Я поцеловал Алису в щеку и ощутил вкус соли. Мне хотелось обнять ее, целовать ее глаза, чтобы выпить всю эту соль — да духу не хватило. И я помчался прочь. Ни одна девочка, девушка, женщина не должна видеть, как я плачу.