Даже до нашей обители докатывались слухи о доблести могучего Чудища Варохского и о том, как ему удалось поднять всю страну, от высокородных вельмож до последних крестьян, на защиту нашего герцога и таким образом выиграть три последних крупных сражения.
Слушая посапывание Тефани, я гадаю, отчего поверженный рыцарь так завладел моими мыслями. Быть может, все дело в том, что он доблестно бился против превосходивших численностью врагов? Или сыграла роль его беспримерная преданность юной герцогине? А может, просто тот взгляд… Я же посмотрела ему прямо в глаза за мгновение до того, как он умер.
Он ведь умер, да. Я своими глазами видела, как его… То есть погодите: как раз в тот момент на башне появился Юлиан. То есть мертвого рыцаря я все-таки не видела. А зря ли ходят слухи, что в угаре сражения люди порой принимают страшные раны и все-таки остаются в живых?
Вчера, ложась спать, я наказала себе забыть послание аббатисы и не воспринимать его как руководство к действию. Но теперь могу думать только о том, как благородный рыцарь гниет заживо — а то и нечто похуже с ним происходит! — в подземельях д'Альбрэ.
Я касаюсь Тефани холодной ступней, и эта засоня наконец открывает глаза. Сперва она недоуменно моргает, но потом вспоминает, где находится и с кем:
— Госпожа! Молю, не сердитесь! Я должна была…
— А тебе известно, что ты храпишь? — Меня забавляет румянец, вспыхнувший у нее на щеках.
Она отводит глаза:
— Простите, госпожа. Вы бы столкнули меня с кровати… или еще как-нибудь разбудили.
— Я лишь спросила, знаешь ли ты, что похрапываешь. Но не говорила, что это меня беспокоит.
Она не находится с ответом, поэтому просто выпрыгивает из постели, кланяется и бежит за моим халатом.
Тефани уже помогает мне его натянуть, когда вбегает Жаметта и выпаливает:
— Баронов Жюльера и Вьенна поутру нашли в постелях мертвыми и…
Жаметта замолкает на полуслове. Мы с Тефани стоим бок о бок в одних ночных рубашках, и она замечает это только сейчас.
Она моргает, молча открывая и закрывая рот и не находя слов. Жаметта настолько раздражает меня, что, протянув руку, я пальцем поддеваю подбородок Тефани и ласково поворачиваю к себе ее голову.
— Спасибо, Тефани, — говорю я. — За все.
Та сплошь заливается краской, и я едва удерживаюсь от смеха, который порушил бы столь тщательно выстроенную сцену.
Несчастная Жаметта не знает, чему отдать предпочтение, ревности или шоку.
— Так кто, говоришь, — лениво спрашиваю я, — те бароны, чьи постели ты посетила в ночи?
