При каждом очередном новоселье они обнаруживали клопов, красноватые круглые пуговки, прятавшиеся в постельных тюфяках. Одолевали и тараканы: с наступлением вечера черные авангарды подрывников неслышно и проворно двигались по кухонному полу, нередко встречая на пути насыпанный Верой ядовитый порошок; павших жертвой Ситон утром, прежде чем сесть завтракать, сметал веником.
Уничтожение обреченных кварталов в некоторых случаях принимало новую форму. Район Элбион-ярда, откуда уже всех выселили и который окружили веревками, решено было разбомбить. Сбросить бомбы предстояло двум жужжащим бипланам, что, впрочем, являлось для них лишь делом второстепенной важности; основную славу они должны были стяжать себе на окраине города. Бомбардировку назначили на конец воскресного дня. Ситои усадил Брайна на свои могучие плечи, и Брайн ощущал себя заодно с трамваями, которые, как увеселительные яхты, покачивались перед зданием муниципалитета, перевозя пассажиров к месту бомбежки. Брайн тоже покачивался, вцепившись в шею отца — ненавистного, когда тот делал или говорил что-нибудь такое, от чего плакала мама. Но мрачные и горестные чувства все куда-то исчезли и сама ненависть к отцу заколебалась, как только Ситои подкинул его высоко вверх. Однако Брайн тут же вспомнил мамины стоны, когда кровь струилась у нее по лицу. Обернувшись, он увидел мать, сейчас она улыбалась. Она сказала, что его поведут смотреть бомбежку, если он не будет озоровать, и, взяв с каминной полки пачку сигарет, передала ее отцу, чтобы ему было что курить, если придется ждать, пока самолеты начнут расправляться с трущобами, их прежним жильем.
Ситон шагал, раскачиваясь всем телом, и Брайну то и дело грозила опасность упасть за борт своей спасательной лодки — с папиных плеч — в бурлящее вокруг море голов. Катастрофа подстерегала его на неожиданно быстром повороте, и взметнувшиеся руки Брайна схватились за черные пучки коротких жестких волос отца. Ситон сердито пригрозил всыпать ему как следует, если он не бросит свои дурацкие штуки. Инстинкт подсказал Брайну, что надо наклониться вперед и прильнуть к отцовской бычьей шее, и он прижался с такой силой, что тот захрипел и крикнул, что, если Брайн, сукин сын, будет такое выделывать, пусть шагает на своих на двоих. Из короткого рукава рубашки протянулась клешня и попыталась стащить Брайна вниз, но Брайн, почуяв угрозу очутиться на земле, прилип к отцу плотно, всем телом, и мускулистая рука Ситона тщетно тянула его вниз.
