Тела, потные и грязные, обрушились на нас. Мы выдержали натиск, и вот они уже снова вступили в единоборство.
— Я был в Нави.
Чарльз ответил на вопрос, который задал ему отец.
Мы шли назад к дому. Была годовщина дня заключения перемирия, положившего конец первой мировой войне.
Отец улыбнулся Чарльзу. Все молчали. Мой отец провел в плену год. Он был пилотом. Он никогда не говорил об этом. Его старший брат был убит под Берлином. Его звали Майкл. Когда мой отец произносил это имя, мне всегда казалось, что он приветствует призрак.
— Да, я стал совсем старым.
Он вздохнул. Мы вошли в дом.
— Я должен воспользоваться случаем и… оплакать погибших. Теперь мы можем оценить ту жертву, которую они принесли во имя сегодняшнего дня. Они покрыли себя славой.
Мне показалось, что отец хотел высказать все то, что он думает о жизни, словно он собирался покинуть нас.
Позже Доминик лежал рядом со мной. Длинное обнаженное тело. Плотное и тяжелое. Мужчины небрежно обращаются с простынями. Женщины воспринимают простыни как украшение. Когда нагота надвинулась на меня, я подумала о хореографии. Мой холодный взгляд. Сомнения. Я спрашивала себя, неужели он находит покой в моем холодном взгляде.
Элизабет решила, что было бы слишком жестоко сообщить мне по телефону о внезапной кончине моего отца, умершего от сердечного приступа. Она прислала Чарльза. В четыре часа утра. Она знала, что Доминик уехал в Америку повидать своих родителей и взял с собой Вильяма. Она знала, что я была одна в доме.
Она сама предоставила мне шанс. Ее доверие и доброта подарили мне шанс. И я должна была им воспользоваться. Побороть шок, преодолеть боль. Отложить горе. В ту минуту мне было необходимо узнать этого человека — мужа Элизабет — и через него пробиться к ней.
Чарльз хотел утешить меня. Он склонился надо мной, и я прочла симпатию в его глазах. Мне показалось, что это не просто симпатия. Это моя вина. Он наклонился, и я резким движением заставила его упасть всей своей тяжестью на меня. Мое горе, мое желание разбилось о стену.
Когда я открыла глаза, на его лице проступило то, что должно было привести меня к триумфу. Он хорошо знал себя. Я увидела это. Опыт прошлого. Это прошлое — давно похороненное — гнало его навстречу мне. Он нуждался в чувстве греха. Только оно могло проложить мост в прошлое.
Медленно я открыла дверь в мою гардеробную. Он пошел за мной. Вниз по ступенькам. Я знала, что он поступит именно так. Не пытаясь прикрыть свою наготу, я шарила в поисках шелковых трусиков Элизабет — приманки, над которой не были властны годы. Мне казалось, что я вижу Элизабет. Она, словно привидение, стояла рядом со мной.
