— Рут, что бы она ни делала, всегда хочет блистать. В этом нет никакого сомнения. Идея, несомненно, заманчивая. Но стоит немного подождать — Вильям еще маленький, и Рут так нравится быть рядом с ним, — откликнулся Доминик.
— Рут, а какую книгу вы хотели бы опубликовать первой? Какой-нибудь смелый роман новомодного писателя? — спросил Чарльз.
— Вовсе нет.
— Почему?
— Таких книг полным-полно.
— Признаюсь, вы меня удивили.
— Я постоянно стараюсь… чем-нибудь удивить вас.
— Но… — вмешался Доминик.
— Рут просто дразнит вас.
О, сладкоречивая Элизабет.
— Да нет. Я бы переиздала какие-нибудь диковинки: «Законы Спарты» или «Дневник интимной жизни» — небольшие карманные книжечки. Первой я выпустила бы «Энциклопедию преисподни».
Молчание. Никто не улыбнулся — ни Элизабет, ни Чарльз.
— Я не знаю этой книги.
Конечно же, ты не знаешь, Элизабет.
— Она представляет интерес? — спросил Чарльз.
— Да.
Мой муж пристально смотрел на меня.
— У вас оригинальное мышление, Рут, — произнес Чарльз.
— Что вы, Чарльз. Мне всегда казалось, что во мне нет ничего необычного.
— Это не так. Если вы когда-нибудь захотите реализовать этот план, я вам помогу. Но мне интересно, хотите ли вы преподнести публике то, что отвечает вашему вкусу, или же вы следуете пристрастиям читателей, о которых хорошо осведомлены.
— А как вы думаете, Чарльз?
— Я скорее предположил бы первое.
— Вы, Чарльз, хорошо понимаете Рут, — услышала я голос Доминика.
— Не лучше, чем вы, Доминик.
— Оригинальность мышления — это то, что в глубине души нас всегда притягивает.
— Доминик прав, — сказала Элизабет.
Что ты знаешь о тайнах души, Элизабет? Ты, которую на протяжении многих лет я ненавидела? Ничего.
— Ну, я дольше, чем кто-либо, знаю Рут. Тщательнее всего она старается скрыть свои таланты… потому что она…
Доминик засмеялся. Или, точнее, издал резкий отрывистый звук, словно привел в движение механизм, сымитировавший то, что мы обычно называем смехом. Прерывистое дыхание… с силой прогоняемый через легкие воздух. И все это, чтобы скрыть свою боль. Неискренний смех.
— О, по-моему, я слышу шум машины.
Чарльз поднялся. Мои родители обедали с каким-то другом отца по полку, жившим неподалеку. Они должны были прибыть к чаю.
— Пойдемте в сад. Посмотрим, чем заняты мальчики.
Мы превратились в зрителей. Мы смотрели, как мелькают их сильные крепкие ножки. В ушах звенели крики, от которых кровь могла бы застыть в жилах, если бы мы своими глазами не видели, что мальчики резвятся, заливаясь смехом.
