Грех | страница 30



Была ли эта безмятежность ошибкой? Или следует ее одобрить?

18

Я записывала все, что узнавала о Чарльзе Гардинге. Меня занимали малейшие детали. Казалось, что в его плотном теле вообще не было полостей. Он был монолитен, словно статуя. Его ноги навевали мысли не о скорости, а о мощи. Стоя у окна, он полностью застилал солнце.

Когда он разговаривал с кем-либо, я чувствовала это всей кожей. Когда он обращался ко мне, все плыло у меня перед глазами.

Иногда, глядя на него, я вспоминала историю, рассказанную Элен. Мне очень хотелось побольше узнать об этом, но я не могла.

— Элизабет так ждала вашего приезда.

Чарльз и Элизабет пригласили нас в Фримтон Мэнор.

Доминик вытаскивал наши вещи из машины.

Элизабет, улыбаясь, раскрыла свои объятья. Стефан бросился к Вильяму.

Поцелуй Элизабет.

— Чарльз говорит правду. Я так радуюсь, когда вы приезжаете к нам.

Иногда радость Элизабет заставляла меня содрогаться от отвращения. В буквальном смысле. Я чувствовала гадливость.

— Но ведь мы часто видимся в Лексингтоне. В выходные дни.

— Да. Да. Но… тут… это совсем другое дело. Настоящий праздник.

Чарльз был в прекрасной форме. Теперь «великий могол» проводил в офисе четыре дня в неделю. «Одурманенный», — прочла я в журнале, ожидая приема у врача, — «одурманенный чарами своей новой жены, художницы Элизабет Эшбридж».

Элизабет Эшбридж совсем не художница. Я посетовала на глупость журналиста. Элизабет Эшбридж — благоразумный знаток живописных небес.

Мы сели за стол — нас породнила кровь, любовь, ненависть, то, что во все времена сталкивало людей. Мы пили за успех Доминика, того, кто оставался в моей жизни дольше, чем я предполагала. Он успел стать самым молодым главой правительственной статистической службы.

— Ты можешь гордиться им, Рут.

— Чувства Рут, как и многое другое, связанное с ней, трудно понять, — заметил Доминик.

— О, по натуре она очень страстный человек-Элизабет сняла очки.

Чарльз обратился ко мне:

— Рут, теперь Вильям подрос. Вы как-то упоминали о своем желании возглавить отдел в издательстве. Вы не раздумали?

— Возможно. А почему вы спрашиваете?

Я хотела бы по-другому поговорить с ним. Не прибегая к словам.

— Рут, у тебя столько идей. Ты хотела издавать разные книги. Чарльз прав. Это будет…

Элизабет уговаривала меня.

Кто вы, чтобы знать, что будет хорошо для меня? Как вы смеете решать что-то за меня? Вы, двое. Супруги. Ради моего блага.

— О, вам кажется, что все это так просто. Но, по-моему, Доминик не так в этом уверен… а, дорогой?