Близился август. Короче стали дни, прохладнее ночи. Дорога казалась бесконечной. Да она и в самом деле была такой. Для верности ехали сухим путем, через Юдомский Крест. Тут путников неожиданно обнадежили: до Охотска каких-нибудь двести верст.
Прибыли ночью прямо в контору Шелихова. Сонный и недовольный Василий, тот самый, который после охотской истории при возвращении Григория Ивановича с островов валялся у него в ногах, вымаливая себе прощение, засуетился, стараясь устроить удобный ночлег наехавшей дюжине гостей, людям при лошадях и усталым коням. Василий фактически уже давно стал управляющим Охотской конторой. На нем и доверенном Голикова Полевом лежал надзор за постройкой кораблей и их снаряжением. Они же опекали прибывших из разных мест промышленных. Во всех уголках было людно и тесно.
— Как корабли? — не поздоровавшись, спросил брата Шелихов.
— Спущены на воду, нагружены и стоят на рейде, — отвечал Василий.
— Людей много ли? Промышленные, больные?
— Людей много, больше двухсот. Больных, благодарение богу, нет. Старых промышленных пришлось принять шестьдесят…
— Чужих много? — озабоченно наморщился Шелихов. Он боялся «чужих», которые приходили из конкурирующих компаний, — их подсылали шпионить на промыслах и вредить.
— Только два от Ласточкина и один от Мыльникова.
— Надежны?
— Не дюже… Других нет.
— Завтра собери, посмотрю сам. Чужих проверю…
На другой день монахи поднялись поздно и жадно набросились на Резанова с расспросами о кораблях.
— До посадки кораблей не увидите — невидимки, — пошутил Резанов. — А впрочем, пойдемте, — и повел их к реке.
Далеко на рейде, километрах в пяти, видны были неясные очертания двух судов: большего — «Трех святителей» и меньшего — «Екатерины». Монахи остановились и молча созерцали захватывающую картину гладкого, как стекло, бирюзового залива.
— Ветерок, господи, как хорошо! — вдохновенно сказал Ювеналий. Смотрите, смотрите…
Вдали как будто кто-то острым инструментом прочертил по линейке тонкую прямую серебряную полоску.
— Это не ветер, — пробурчал, проходя мимо, какой-то старик. — Прибой начал шалить…
Полоска ширилась на глазах. Не прошло и минуты, как изумленные монахи стали различать, что полоской кажется быстрое течение к морю из залива. Вода стала падать, но вдруг остановилась, загороженная высокой и грозной водяной стеной с моря.
Стена стояла неподвижно. Проходил час за часом, она не обрушивалась на залив, но и не уходила. Увлеченные ее созерцанием, зрители не заметили, как падал уровень воды. Он казался им тоже неподвижным, а между тем опускался все ниже и ниже, обнажая песчаные мели островов и мысов, пересеченных во всех направлениях узенькими полосками ручейков. Далекие мачты судов покосились, как будто корабли повалились набок.
