- А я и не огорчаюсь, - отозвался Иван Николаевич. - Я принадлежу к числу охотников-созерцателей, и удача охоты не измеряется для меня количеством дичи. Хорошо бродить по осенним листочкам, слушать гон, выстрелы, отдыхать вот так у костра…
Художник, как всегда, с любопытством слушал его: что-то суховато-подтянутое, недоверчиво-затаенное и вместе с тем искреннее и несчастное чувствовалось в этом вежливом, болезненном и, бесспорно, душевно тонком человеке.
- Вы, пожалуй, правы, Иван Николаевич, - сказала Софья Петровна, - встречи с природой - самое лучшее, что есть в охоте.
Она опять засмотрелась на костер, понемногу стихающий, опадающий горками медно-белых углей, и продолжала мечтательно:
- Есть еще в этих охотничьих скитаниях постоянное видение и ощущение детства, ребяческого восторга, таинственности... С каким упоением читала я когда-то, подростком, охотничьи книги, представляя себя вот в этих осенних лесах, у костра или в караулке, в гостях у бородатого охотника и дровосека, где топилась печь и на столе лежали ломти жареной оленины - почему-то именно оленины.
- Какое великое все-таки дело - книга! - с любовью сказал Альбицкий.
Иван Николаевич серьезно и строго заговорил:
- Книга, по-моему, лучший учитель, советчик и друг. И что самое удивительное - хорошая книга и самого делает лучше. Сколько раз я испытывал это» на себе, сколько раз соразмерял свои поступки с поступками любимых героев - Андрея Болконского или Лаврецкого.
Он горячо стал говорить о просвещении и промышленности, о научных новостях, вычитанных из газет и журналов, и постоянно возвращался к искусству, все более и более оживляясь и преображаясь.
- А стихи! - говорил он, раздельно и негромко напоминая: - «Унылая пора, очей очарованье...» А хорошие картины! Ведь вот ваши картины, Исаак Ильич, до того взволновали меня, так глубоко вошли в душу, что я и сегодня целый день брожу в лесу под их впечатлением и, кажется, смотрю на все через них...
- Он у нас Златоуст, хотя к церкви божией и не привержен, - сказал, слушая Ивана Николаевича, Фомичев.
Иван Николаевич улыбнулся:
- Нет, почему же, очень люблю слушать «Свете тихий», «Волною морскою...», «Чертог Твой...» или «Пасхальную песнь». А «хлестаться», кланяться, юродствовать - не люблю, это правда.
Он осмотрелся кругом.
- Пожалуй, пора двигаться. Исааку Ильичу обязательно надо взять зайца.
- Очень хотелось бы, - сказал Исаак Ильич, - меня, представьте, чрезвычайно огорчает неудача на охоте, хотя я тоже не слишком жаден к дичи.
