Альбицкий, наломав можжевели, подложил ее снизу, поджег - и весело, постреливая, побежал играющий пламень, сухо запахло дымком, бесцветно и тихо поднимавшимся вверх.
Достали из сумок и сеток припасы - бутерброды, хрустящие баранки, румяно запеченные «пряженцы». У Ивана Федоровича нашелся большой кусок жареного зайца, прошпигованного салом. Он тонко насек его своим кинжалом, взялся за флягу с ромом и, сказав: «С полем, господа!» - нацедил серебряный стаканчик и подал его Софье Петровне.
- Вам, как живому воплощению древней богини охоты, - первая чарка!
Софья Петровна ответила в таком же старомодно-изысканном стиле:
- За подвиги и славу неутомимых немвродов! - Быстро выпила и рассмеялась: - Однако стрелы этой богиня потеряли остроту: видели, как я утром промазала по зайцу...
Иван Федорович сказал с находчивой любезностью:
- Но они без промаха пронзают сердца.
Софья Петровна, внутренне очень довольная, скромно опустила глаза.
- Ну что вы, Иван Федорович... Куда мне, старухе! Мне в монастырь пора, под черный платок, грехи замаливать.
Альбицкий, весело взглянув на Фомичева, улыбнулся:
- Никогда не думал, что вы такой учтивый кавалер. Иван Федорович, снова нацедив стаканчик, с поклоном подал его художнику. Потом стаканчик пошел вкруговую.
Вьюгины пили неумело, смущаясь и морщась, Фомичев и Альбицкий - привычно, медленно, с наслаждением.
Все глубоко и остро ощущали тепло, уют, отдых, непередаваемо волнующее освобождение от всего того будничного, привычного, что оставалось за этими осенними лесами, за радостью этого вольного охотничьего дня.
Лесная поляна светилась двойным светом - костра и солнца, живописно обвисали на сучьях, рядом с ружьями, усатые зайцы, и чутко, счастливо спали, положив головы на лапы, усталые гончие.
Костер гудел ровно, успокаивающе и, округляясь, принимал какие-то лироподобные очертания. Ветки можжевели, мгновенно воспламеняясь и истончаясь, рассыпались и трещали, как детская погремушка.
По кружкам бежал, разливался бруснично-темный чай.
Софья Петровна с удовольствием закусывала всем, что ей предлагалось, с удовольствием пила огненный чай, во вкусе которого чувствовался запах палой листвы, аромат осени. Сколько рассказов и воспоминаний будет в Москве!
Она сказала, обводя глазами охотников:
- Как хорошо!
- Превосходно, - откликнулся Иван Николаевич, лежавший у самого костра.
Фомичев посмотрел на него с хитрой улыбкой:
- Ты, Иван Николаевич, кажется, попом ходишь сегодня - ни разу еще не ударил, даже стволов у ружья не прогрел?
