— Не на мальчика, а на Малыша!
— На малыша, говоришь? Тогда я буду звать тебя…
— Максим издевательски произнес. — Малышка!
Меня перекосило:
— Фу! Малышкой! Не надо!
Максим заливисто засмеялся, протянул мне руку и потащил на берег. Мы были родными людьми. Уселись на берегу, и я вдруг сказала:
— Ты мне понравился, вот я тебе в спину и смотрела.
И мне стало жарко оттого, что я так просто и, наверное, слишком быстро говорю об этом. И испугалась: что сейчас скажет Максим?
А он ответил:
— Ты мне тоже понравилась, но я же тебе в спину не смотрел.
— Еще бы ты смотрел мне в спину! — сказала я. — Если я к тебе не спиной сидела.
Максим промолчал, только кивнул. Потом взял меня за руку. Улыбнулся и сморщил нос. Показушник.
Шумело море, мы сидели вместе, и только тогда я сделала шаг назад, чтобы посмотреть на нас со стороны. Рядом со мной, там, в стороне, стоял кто-то маленький. Марк. Он отворачивался, не смотрел на нас с Максимом и разглядывал лошадку.
У Марка не было такой лошадки там, на чердаке.
Такая лошадка жила у меня дома. Плоская, пластмассовая, с крючком, чтобы продевать в него нитку. Можно сказать, что это вовсе не одинокая лошадка — она была частью новогодней гирлянды. Неудобной, громоздкой — мы редко ее использовали. Но каждый Новый год я доставала коробку с этой гирляндой и рассматривала пластмассовые фигурки.
Марк грустно посмотрел на меня, протянул руку. Я протянула свою, и Марк положил на мою ладонь новогоднюю лошадку.
— Отдыхающая… — сказал он вполголоса.
Мы с Максимом молча шагали по улице. Я держала в руке пластмассовую лошадь. У Максима вид был еще жалостливее, чем раньше. Он был славным до невозможности. Но сейчас я не могла радоваться в полную силу. Сейчас нельзя.
Я не знала, что будет, когда мы придем домой.
Что сказать Марку? Что ему вообще можно сказать? Не расстраивайся, малявка, ты еще малявка, а я уже взрослый человек, надо же понимать, что не буду с тобой целые дни возиться… Я представила, как Максим остается в стороне, а я увожу Марка и долго с ним шепчусь. А до Максима будут доноситься обрывки разговора. Что-то вроде:
— Ну ты же не маленький уже, ты понимаешь…
Или:
— Марк, не отворачивайся, посмотри на меня. Что ты раскис?
Глупо, как-то все глупо.
Я даже рассердилась — пусть Марк расстраивается себе! Что я, с другим человеком и поговорить не могу? И вообще, было бы проще, если бы мы нашли жилье где-то в другом месте. У меня даже промелькнула мысль, что можно попросить у мамы с папой переехать куда-то. У нас впереди целая неделя. Столько времени мучиться?
