Это оказался вполне подходящий страус. То есть человек… Не хуже спины… Даже лучше…
Я сказала ему:
— Там… муха сидела, я сгоняла.
Да, он был классный, но совершенный наивняк! Может, это только вид у него был такой… Но ведь ребенок ребенком! Как будто это я — Карлсон, а он — Малыш. Всё из-за бровей. Они у него были жалостливо приподняты над переносицей. Такая особенность.
Славная до невозможности.
А потом он улыбнулся.
Нельзя допускать, чтобы люди мне улыбались! Потому что от улыбок я совсем таю. И он улыбался добродушно и по-свойски. Как будто мы тысячу лет знакомы.
— И как муха? — улыбнувшись, спросил он.
— Улетела, улетела! — успокоил его папа, а я грозно посмотрела в папину сторону. — Уж если человек берется сгонять насекомых, то будь добр терпи.
— Да я ничего, я терпеливый, — сказал наш новый знакомый.
И, раз мы все оказались такими терпеливыми, пришлось представляться. Его звали Максимом. Темноволосый, коротко постриженный, с жалостливыми бровями Максим. По-моему, хороший набор. Максим с моим папой пожали друг другу руки, и Максим кивнул мне — пойдем, мол, прогуляемся. И мы побрели вдоль берега. Я зашла по щиколотки в воду и разогнала резвящихся на своей глубине карапузов.
Потом смотрела в воду и улыбалась. Искоса поглядывала на Максима, он тоже улыбался. Только как-то хитро. Посмотрит на меня, улыбнется и отвернется, чтобы куда-то в другую сторону улыбаться. Ну и я тоже так стала делать. Получалось глупо, но весело.
Так, наверное, в нашем веселом молчании можно было бы море обойти вокруг по береговой линии. Если бы Максим не сказал, так же улыбаясь и качая головой:
— Ну ты вообще…
— Чего? — насторожилась я.
— Да так, — смутился Максим. — Вообще уже, говорю.
— Говори уже! — занервничала я.
Максим весело сказал:
— Чего-чего… Так смотрела, чуть спину всю не продырявила. До сих пор чешется… — и, сморщившись, почесал спину.
Я возмутилась:
— Это я чуть не продырявила?!
— Ну не я же, — ответил Максим и поднял глаза к небу, ну просто ангел во плоти.
Ну да, смотрела я на него… Неужели об этом надо так в открытую говорить? Как-то это нехорошо.
— Ну ты вообще, — надулась я.
— Сама вообще, — сказал радостный Максим. — Я это первый сказал.
Я случайно хихикнула. Потом мотнула ногой, брызнув водой на Максима. Он зашел в воду и стал на меня брызгаться. Я подбежала к нему и повалила в воду. И мы бултыхались, как маленькие, выкрикивая:
— А у тебя вид жалостливый! — это я, конечно же, крикнула.
— Не жалостливый, а добрый! А ты на мальчика похожа!
