Доктор закончил свою писанину, улыбнулся и спросил:
— Не хочется в камеру?
— Не хочется.
— Оставайся у меня, я дежурю всю ночь.
Я чуть было не спросила: «А можно?». Зная, что нельзя.
— Зовите дежурных, — вздохнула я.
Он опять улыбнулся и позвонил. Меня увели.
Когда я вошла в камеру, то почувствовала напряженку. Катрин легким движением задела меня, дав понять, что что-то здесь не то.
Я уже хотела взобраться к себе наверх, но Нинка закричала мне:
— Ты почему ментам сказала о моей фотокарточке?
Каким ментам? Про какую фотокарточку она несет?
— У меня сейчас отшмонали фотокарточку моего любимого. Это ты сказала о ней.
Все. Терпение мое лопнуло.
— Замолчи, крыса! — крикнула я что есть мочи. И, подойдя к ней вплотную, тихо сказала: — Молчи, гадина.
Все оцепенели, и Нинка тоже. Немая сцена, как в «Ревизоре».
Я умылась и спросила:
— Меня не звали в окошко?
Колючеглазая Валя и Рая вместе ответили:
— Нет.
Нинка легла и стала бубнить:
— Ты не очень-то…
Я не сказала больше ни слова.
У нее действительно отобрали фотокарточку. Весь этот спектакль был придуман ею вместе с начальством. Ужас! Чтобы навести тень на плетень, нужно было второе действие: шмон по поводу фотографии, мол, не только ты пострадала, но и я.
Скоро суд..
А пока мы гуляем во дворике. Все время смеемся — Денёв веселит. Нинка тоже хохочет. Симпатичный день. Беззаботный. За день до суда открывается кормушка, и врач — не тот, другой — вызывает меня. Подхожу.
— Открой рот.
— Зачем?
— Таблетку при мне будешь глотать.
Своими огромными пальцами, в которых была ярко-желтая большая таблетка, он тыкал мне в лицо.
— Как она называется?
— Глотай, говорю!
— Я спрашиваю: что это за таблетка?
— Открой рот, — приказывает мне врач.
Я отошла от кормушки.
Тогда дежурные открыли дверь, и доктор-амбал вместе с ними ввалился в камеру.
Амбал усадил меня, зажал мои коленки своими и насильно открыл мне рот. В камере была полная тишина. Засунул мне таблетку, прижав голову и лицо своими лапами, чтобы я ее не выплюнула.
Со стороны, конечно, было смешно.
— Проглотила?
Я кивнула головой, так как по-прежнему была зажата.
Он отпустил меня, и они ушли.
У меня одеревенел язык. И скоро я буквально свалилась с ног. Как я узнала позже, по просьбе прокуратуры Ленинского района врач мне сунул амитриптилин. Позаботились. Ну надо же! Антидепрессант довольно сильного действия.
На следующий день, 8 июля, в шесть часов утра меня вызвали:
— Малявина! С вещами!
— Почему с вещами?
— Так положено.
