— Ах ты, сука!
И Нина с кулаками обрушилась на Пышную даму.
Она била ее точь-в-точь, как Седовласая грузинку, пытаясь попасть в глаз и по губам, даже руку заносила так же, и выражение лица у нее было такое же.
— Нина, очнись! — попыталась я ее остановить, но Нина зашлась.
Валька спрятала лицо в ладошки, иногда посматривая сквозь пальцы на то, что происходит.
А Рая, как болельщица на стадионе, то в одну сторону гнулась, то в другую, чтобы было удобнее наблюдать. Потом встала во весь рост. Руки — в карманах брюк, рот — до ушей.
Денёв бессильно взмахивала руками и тоже пыталась остановить Нину, но это было бесполезно. Та остановилась только тогда, когда у Пышной дамы хлынула кровь из носа и изо рта. Раскрасневшаяся, села на свою шконку.
— Вы только пришли и не лезьте не в свои дела.
Дежурные не появились. Несколько раз открывался глазок. Они все видели. Значит, это тоже спектакль, как в той, большой камере.
Для какой цели? Чтобы больше действующих лиц было? Чтобы посмотреть, каковы новенькие? А может быть, для чего-то другого? Курухи живут в постоянных заботах. Их цель — всех перессорить, чтобы, не дай Бог, в камере не возникло какое-то единение. Единение — это уже сила.
Курухи только и ждут, чтобы кто-нибудь сорвался. Находясь в камере, можно получить еще статью, и не одну.
Пышная дама стонет, но не звонит в дверь, не зовет на помощь дежурных.
— Хватит стонать, хватит! — приказала Нина.
Дама замолчала.
Почему она позволяет так издеваться над собой?
Почему над одними измываются, а другие неприкосновенны? Я не представляю, как Седовласая или Нинка могли бы обрушиться на меня или Катрин, на Глафиру или Золотую. Это невозможно. А почему? Может быть, характер на лине написан? Характер виден через взгляд, через пластику, через манеру говорить.
Не занести этим мерзавкам руку на сильных; на независимых. Тишина.
Катрин свернулась у меня в ногах калачиком.
Я смотрю сквозь «решку» на кирпичную стену. Нет передо мной того белого дома, где окошко с красноватым теплым светом так успокаивало меня.
Преотвратно на «спецах».
И вдруг Нинка опять завопила:
— Ах ты, сволочь! Смотрите, что она делает!
Подскочила к дверям и стала звонить дежурным.
Пышная дама рвала золотыми зубами себе вены. Дежурные оказались тут как тут, подхватили окровавленную Даму и куда-то увели.
Через некоторое время крикнули в кормушку:
— Соберите ее вещи.
— Валя, собери ее вещи, — приказала Нина колючеглазой Вальке. — Рая, налей кипяточку.
