– Ты понимаешь, – всхлипывала Шеметова. – Он со мной разговаривает, а она рядом чего-то спрашивает. Три раза подряд.
– Выходит, дура, раз с первого не понимает, – резонно ответила Галка.
– Ну и как же Багров с ней общается? – риторически спрашивала Ольга. – Если она дура?
– А ты считаешь, мужчины с женщинами мозгом общаются? – удивилась шеметовской отсталости подруга.
Последней, чей номер она набрала, была Марина Томская. Только что пережившая нечто подобное, виолончелистка-математик была мягка и предупредительна, как профессиональный психоаналитик.
– А с чего ты вообще взяла, что он тебе изменяет? – спросила она.
– Я слышала женский голос собственными ушами.
– Ну и что? Он же обои менял. Волик рассказывал. А малярши почти все женщины. К тому же всегда в краске.
Добрая Марина пыталась всячески развеять сомнения подруги, стараясь перевести разговор на предстоящую совместную поездку в старинные ганзейские города Любек и Гамбург. Но успокоить не смогла.
Ольга часа два не спала, ожидая звонка Багрова. Так и не дождавшись, выключила свет и положила голову на мокрую от слез подушку.
Сны ей в ту ночь тоже снились плохие.
Москва. Начало суда над преступной компанией и Немцовым-младшим
Тем временем у Багрова шла к кульминации работа с малолетним наркоманом, которого обвиняли еще и в убийстве.
Много чего было сделано по профессии – Олегу Всеволодовичу было с чем идти на процесс. Не меньше времени он отдал для словесного утешения несчастной мамаши. Та совсем потеряла голову.
Как-то позвонила ночью, рыдая: кто-то ей сказал, что к несовершеннолетним наркоманам-убийцам теперь разрешают применять высшую меру наказания.
Здесь утешить было просто. Багров поклялся, что никогда и ни при каких обстоятельствах несовершеннолетний преступник, даже самый ужасный, не может быть наказан суровее, чем десятью годами заключения.
Зато гораздо чаще плачущая Немцова звонила и жаловалась на то, что опровергнуть было невозможно. Что она пахала всю жизнь, и непонятно зачем. Что любимый мальчуган, такой веселый и такой смешной в детстве, стал неадекватен, как сломавшийся робот: никаких интересов, кроме кайфа. Никаких обязательств ни перед кем.
Доминировал же рассказ про то, как она, ожидая сына, открыла дверь, а там один Кинг. А сына нет. Почему-то эта история сильнее всего давила на психику вроде бы много чего повидавшего адвоката.
Тем не менее, он не жалел времени на свою доверительницу, утишая ее душевную боль своим мягким, проникающим в душу, баритоном.
