Он поделился мыслями о дальних экспедициях с Проводом, но тот ответил: "Ты это сделаешь — и ты станешь предателем. Ты еще молод. Поживи дольше, и поймешь, что мы живем правильно". Испугавшись, что его убьют как предателя, тем более, что Моменту нужна была новая голова, Элабинт затаился на несколько циклов, а сам размышлял напряженно. Община предстала перед ним в новом свете: диктат старшего и бездумное послушание остальных, повторение одного и того же изо дня в день и страх перед миром. Как можно писать об устройстве мира, сидя в убежище и не исследуя его? Даже вещисты, которые ездят дальше всех, никогда не доезжали, например, до Башни, и всегда возвращаются к концу цикла! В Элабинте нарастало возмущение. Он стал думать о том, чтобы уйти. Возможно, даже на целый большой цикл. А потом вернуться со множеством новых знаний. Написать на бумаге перед самым возвращением и вручить листы первому же гончару, который выйдет встречать. Они начнут читать, поймут, какие ценные сведения он принес, и не станут считать его предателем. Но уходить одному было страшно. Шнурки и Скотч — полностью преданы Проводу и донесут. Провод объявит его предателем, и его убьют. Остается Момент. Раз он спорил с Проводом, значит он свободен от догмы. Но самое главное — ему нечего терять. В надежде добыть новую голову, он согласится на что угодно. По-видимому, когда он написал "нет никаких предателей", он имел в виду, что их нет в окрестностях...
Выбрав удачную минуту, Элабинт предложил Моменту уйти в экспедицию к Башне, бросив общину, найти там предателей и принести назад головы. Момент согласился сразу же, без дополнительных вопросов. Он выпросил у Провода разрешение пойти в утренний поход за одеждой вместе с Элабинтом, подменив Скотча. Элабинт спросил, как он убедил Провода, и тот ответил: "Я написал, что хочу перед смертью посмотреть еще немного на мир вокруг". Оставшуюся часть цикла Элабинт пребывал в радости и волнении, которые даже заглушали отчасти тревогу, неотделимую от фазы распада.
Когда в начале следующего цикла они с Моментом вышли за одеждой, он не мог поверить, что все состоится. Когда же Момент, не сбавляя темпа, прошел мимо магазина одежды, Элабинт понял: всё. И возликовал, не думая о том, что весь день придется мерзнуть. И, по-видимому, все следующие дни. Это было не важно. Главное — рубеж привычного мира был преодолен. От радости Элабинт побежал вприпрыжку, догнал Момента и хлопнул его по плечу. Тот дернулся, отскочил, резко обернулся, занеся руку. Элабинт замер в недоумении. Чтобы показать, что он просто шутил, он покачал головой из стороны в сторону. Момент встряхнулся, оглянулся назад, вдоль улицы, показал Элабинту идти вперед. Сам, придерживая рукой голову, полубоком шел теперь только позади. Несколько раз он нагонял Элабинта и подталкивал его в спину, чтобы тот шел быстрее, но ни разу не обогнал. Элабинту, в силу какой-то причуды, казалось, что не следует сворачивать с большой улицы, что по ней они быстрее уйдут. Но когда Момент догнал его, остановил и показал рукой влево, во дворы, Элабинт вдруг понял: вещисты на велосипедах. Они догонят мигом! Возможно, они уже за углом, и вот-вот увидят их, и тогда — конец! Придется вернуться, и новый шанс отправиться в путешествие не представится. Тогда, на подъеме цикла, спутник которого — великолепное расположение духа, исход не представлялся Элабинту ничем более страшным, чем угрюмое возвращение в убежище и продолжение рутинной работы.
