Когда все это закончено, никто не должен поддаваться соблазну лечь и погрузиться в беспамятство! Беспамятство есть зло, в беспамятстве человек лежит неподвижно, и ничего не видит и не знает. Только подлые предатели, порождения глины, погружаются в беспамятство сразу после пика цикла, убегая от горя, которое несет фаза распада. И никто не должен поддаваться зимой соблазну тепла и тратить силы на долепливание шуб и валенок. Пусть они обращаются в черную коросту, пусть они стекают с тела вонючей жижей, пусть тело трясется от холода! Ведь, во-первых, распад приносит иной холод, от которого не спрятаться, а во-вторых даже обычный зимний холод просто неприятен, и шубы нужны, чтобы легче было сосредоточиться на деле; холод не может ни убить, ни сократить жизнь: он не крошит голову и не рвет крепления, он всего-навсего заставляет тело трястись, а трястись оно может сколько угодно, это только в том мире с неправильными людьми телу требуется топливо! И пусть никто не боится задохнуться, ведь на самом деле нам не нужно дышать, и были такие, кто не дышал! И пусть никто не боится, когда потолок прогибается, и стены вдавливаются. Предметы могут убивать, раскрошив голову, на верхней фазе цикла, только тогда они твердые, реальные. В нижней фазе цикла они текучие, иллюзорные и безвредные. Каждую ночь, когда мы замираем в беспамятстве, нас замуровывает в глыбе здания, каждую ночь глина плотно облепляет наши тела, мы не чувствуем этого, потому что в беспамятстве не можем чувствовать ничего, кроме черноты, но мы знаем, что это так. И мы не боимся, ибо глина не может повредить нам, потому что мы слеплены не из глины и не живем по ее законам!
Вещи распадаются вокруг, но книжник продолжает читать, ибо все писцы помогают ему, постоянно долепливая книгу и настольную лампу. И знание того, что одновременно вещисты помогают двум другим книжникам в их мастерской, облегчает писцам боль. К этому времени вещисты уже покажут все новые вещи книжникам, и книжники посмотрят про них в словаре, и вещи станут распадаться, и ничего не останется как долепливать книгу, чтобы книжники могли читать. Потом книжники и вещисты идут вместе по той большой улице, поскольку велосипеды к этому времени восстановить до пригодности уже нельзя. Вещисты уходят к себе, а книжники поворачивают к нам, и мы выходим им навстречу. Они забирают своего и идут втроем к себе, а мы идем к себе.
Когда теплая одежда только стечет с тел, выходить встречать книжников еще рано. А вот когда она совсем испарится с пола, тогда пора. В период теплых циклов, когда мы не носим теплую одежду, выходить навстречу книжникам надо, когда, несмотря на усилия писцов в их лепке, страницы остаются черными, листы слипаются и свет гаснет. Книжник видит это и толкает писцов, чтобы те очнулись от лепки.
