Вскоре, когда на фигурке появятся мельчайшие признаки распада, возвращаются двое и вместе с ними один книжник. Двое — поскольку нет смысла рисовать на стенах, когда начался распад. А книжник — показать самое важное из того, что книжники прочитали за этот день. Пришедшие садятся читать то, что другие уже прочитали, — написанное об устройстве мира. И тоже смотрят, нет ли ошибок.
Старший, тем временем, садится и пишет то, что помнит из писаного за книжниками в прошлые циклы. Тот же, который наполнял сумки словами, открывает заложенные страницы книги, принесенной книжником, и переписывает в тетрадь подчеркнутые места. Теперь есть у нас еще пятый, будет тоже выписывать из книги, чтобы учился хорошо писать. Все нужное должно быть выписано из книги к тому времени, когда руки у человечка возле двери уже прилипнут к телу, но вот ноги еще не слипнутся.
Дольше задерживаться с письмом нельзя, потому что вскоре ни ручка, ни карандаш, не будут уже оставлять на бумаге следа, но будут липнуть к ней и растягивать страницы, и надо будет постоянно долепливать и карандаш и бумагу, чтобы написать еще несколько строк.
Теперь, когда все нужное уже написано, все напрягают ум и до предела формы долепливают тетради с записями, карандаши и листы со словами в сумках, чтобы еще какое-то время можно было ими пользоваться. После этого книжник, вместе со всеми, прочитывает о писаном за книжниками в прошлые циклы, и если что не так, показывает всем это место и пишет на пустой странице, как надо; все смотрят и запоминают. Впрочем, уже очень много циклов, сколько — никто не помнит, в писанном за книжниками не было ни одной ошибки.
После провекри писанного за книжниками, все читают выписанное из принесенной книги, а вместе с ними читает и книжник, чтобы больше запомнить за этот цикл, и тот, который выписывал, потому что все равно не мог одновременно и выписывать, и осмыслять. Все вместе, они пытаются найти самое важное в том, что выписано из книги. Стараются запомнить самое важное, и если оно оказывается действительно важным, то в следующий цикл несколько слов прибавится к писанному за книжниками. Впрочем, уже очень много циклов, сколько — никто не помнит, ничего нового не прибавляется, потому что трудно отыскать такое, что в немногих словах добавляло бы много знания. А многих слов мы позволить себе не можем, потому что каждый раз мы сильно ограничены во времени.
К концу всех занятий с чтением листы уже серые и тягучие, но буквы еще различимы, и страницы одна с другой еще не слипаются. Если же происходит задержка, потому, например, что много нового книжник принес, то один из нас, тот который в этот день наполнял сумки словами, напрягает ум и постоянно долепливает нужную тетрадь, пока остальные дочитывают.
