На 4 октября 1916 года в здании военно-окружного суда было назначено слушание дела «лишенного всех прав состояния Григория Котовского».
Жадные до зрелищ, одесские буржуа воспринимали слушание предстоящего дела как очередную сенсацию, как громкую премьеру. Банкиры, негоцианты, фабриканты, проходимцы, нажившиеся на военных поставках, спешили заранее обеспечить себя билетами на право входа в зал судебного заседания.
Сюда же стремились попасть и те, кто сочувствовал Григорию Котовскому, помнившие о его действиях еще в 1905 году.
На этот раз Котовского судили одного: многие его дружинники продолжали оставаться на свободе. Во время следствия он наотрез отказался сообщить их имена.
Котовского ввели в переполненный зал. Все приподнялись. Председатель суда, полковник Гаврилица, устремил пристальный взгляд на подсудимого. Воцарилась долгая, непонятная пауза, пока, наконец, Гаврилица не произнес, обращаясь к секретарю:
— Скажите, разве это подсудимый Котовский? Не по ошибке ли доставили сюда другого? Ведь у Котовского была длинная черная борода, черные волосы.
Секретарь не успел ответить, как Котовский звякнул кандалами и под их звон сказал:
— Я — Котовский.
Его не узнавали, так как накануне суда он сбрил бороду и наголо побрил голову. Он выглядел осунувшимся и бледным.
И на этот раз его судили как уголовника. Котовский сам взялся защищать себя. Бросая вызов своим судьям, он говорил о том, что перед ними стоит «человек, который, часто задумываясь над собой, не нашел в своих действиях и тени преступности». «Условия общественной государственной жизни породили во мне много горечи и озлобления против господствующих в стране произвола и несправедливой власти богатства. Своими действиями я мстил всему сильному и злому, взявшему верх над слабым».
Прокурор, полковник Бик, потребовал приговорить подсудимого к смертной казни через повешение.
Свое последнее слово Котовский продумал заранее. Он не рассчитывал на милость военного суда, он знал, что обречен, но, несмотря на это, хотел и своей последней речью бороться за правду. Как судьи, как и публика, присутствовавшая на суде, Котовский был уверен, что эта его речь — последняя в его жизни. И опять он через головы судей обращался к народу. При этом он горячо, с негодованием отвергал обвинение в уголовных преступлениях.
— Если ваша совесть не найдет возможным даровать мне жизнь, то я прошу вас о замене повешения — расстрелом.
Этой просьбой Котовский закончил свою речь.
