Он загородил ей дорогу и сказал:
— Давай поговорим. Только в подъезде. Старухи смотрят.
Она вскинула брови, поправила волосы.
— Послушай, Климов, я уже все сказала. Тебя не существует в природе. Считай, что ты умер. Есть я, есть мои дети, а тебя нет. С привидениями разговаривать я не хочу. Я слишком суеверна. Отойди.
Он мучительно покраснел и неожиданно для себя сказал:
— Дура ты и не лечишься.
Она легко отстранила его сильной рукой и, не оглядываясь, пошла к подъезду.
— Дура! — закричал он вслед. — И не лечишься к тому же!
В эту ночь он плохо спал, вернее, не спал совсем. Впервые он нагрубил этой женщине, неумело и глупо. Даже выругаться не умел, даже ответить достойно…
Было больно и одиноко, и Климов в скорби своей простер руки к потолку и взмолился:
— Господи, если ты есть, отзовись, поговори со мной!
Сверху доносились чьи–то шаги, и вдруг в самом деле он отчетливо услышал голос с той стороны потолка:
— О чем мне с тобой разговаривать?
— Хоть о чем, — сказал удивленный Климов. — Можно о погоде.
— Погода хорошая, — ответил тихий старческий голос сверху. — Она всегда хорошая. Если где–нибудь дождит, то в другом месте солнечно. А за облаками и подавно — всегда полная ясность.
— Там холодно, — пожаловался Климов. — Там можно попасть под самолет.
— Ерунда, — ответил тот, — главное — одеться потеплее и смотреть по сторонам. Зато просторно!
— Так ты Бог? — спросил Климов, не веря.
— Бог его знает, — ответил тот. — Может, и так. Не все ли равно.
— А конкретнее? — не унимался Климов.
— Тогда не Бог.
— Значит, ты — черт! — уверенно сказал Климов и отвернулся к стенке.
— Ну вот! — огорчился другой. — Что за глупый подход! Ты что, христианин?
— Кажется, нет, — осторожно сказал Климов, опасаясь подвоха. По–моему, я атеист.
— Тем более. Атеист, а говоришь глупости. Я — твой сосед сверху. Всего–навсего.
— А почему я тебя так хорошо слышу? — заинтересовался Климов.
— Акустика, — вздохнул сосед. — Думаешь, только у древних строителей были свои тайны? Между нашими комнатами есть узкий звуковой коридор. По нему можно разговаривать друг с другом. А ты сразу в мистику ударился! Для таких, как ты, всегда или Бог, или черт, или черное, или белое, или доброе, или злое, а середка — никогда. Дуалист дихотомический. Задрипанный к тому же.
— Да нет! — воспротивился Климов. — Между Богом и чертом тоже есть середка — ангелы. Меня мама в детстве ангелочком называла.
— Ясно, — сказал сосед. — Ты любишь самого себя. Так бы и сказал.
