— Дейба–нгуо, Сирота–бог я, сказал ведь.
— А хоть бы и бог, что с того? Вот и паси своих волков, коль нравится, а мне не мешай.
И Егор углубил заруб.
— Моу–нямы, Земля–мать, всех родила, душа у всех одна, — сказал Дейба, — вас, людей, Сырада–нямы, Подземного льда мать, родила, душа у вас холодная. Не жалко вам ничего. Лес большой, душа у него одна. Тело режешь — душе больно. Тело убиваешь — душа умирает. Глупый ты.
— На дураков не обижаются, — сказал Егор, замахиваясь топором, — и сказки мне свои не рассказывай.
— Мало тебя Мавка мучила? — спросил Дейба. — Жалко, совсем не замучила, Лицедей не дал. Кабы он на дудке не заиграл, так и помер бы ты.
— Ступай своей дорогой, пастух Дейба, — сказал Егор, опуская топор. Не мешай дело делать.
— Лес мой, — настаивал тот, — тело губишь — душе больно.
— Какая ты душа, — огрызнулся Егор. — В тебе самом душа еле держится.
— Люди довели, — пожаловался Дейба. — Лес жгут, зверей убивают, реку травят. Больно мне.
— А мне что за печаль? — сказал Егор и рубанул по сосне.
— Плохой ты, — сказал Дейба, морщась, — я тебя сосну лечить заставлю, волкам потом отдам. Волки мужиков не любят, шибко злы на мужиков.
— Ну–ну, — сказал Егор, делая свое дело.
— Лечи, однако, дерево, рубаху разорви и лечи.
— Аптечки не захватил, — сказал Егор и услышал гуденье пчелы над ухом.
Он отмахнулся от нее, но она возвращалась, и вскоре загудел целый рой.
— Будешь лечить? — услышал он сквозь гуденье.
— Еще чего!
И пчелы набросились на Егора. Чем больше он отбивался от неуловимого роя, тем сильнее и ожесточеннее нападали пчелы. Глаза сразу оплыли. Зверея от боли, Егор заметался по берегу, скатился по обрыву в облаке пыли и с размаху нырнул в реку. Вода холодная, долго не высидишь, а выйти нельзя пчелиный рой кружит над головой. И тут кто–то под водой сильно укусил его за ногу. И еще раз, будто ножовкой. Напрасно Егор отбивался от нового врага, каждый раз этот кто–то подплывал с другой стороны и острыми зубами коротко покусывал его тело. Не помня себя от боли и злости, Егор выскочил на берег и стал зарываться в песчаный осыпающийся склон. И только он прикрыл себя песком и пучками травы, как кто–то из–под земли пробрался к нему и, попискивая, куснул в живот и еще раз — в спину, и еще раз — в бедро.
— Лечи, однако, — услышал он голос Дейбы.
— Отгони своих палачей, — сказал Егор, еле сдерживаясь, чтобы не закричать в голос.
Полежал, сил набрался от сырой земли, встал, покачиваясь, распухший, грязный, со следами укусов, поднялся, скрипя зубами, по обрыву, сел, опершись спиной на надрубленную сосну, сплюнул под ноги густую злую слюну.
