— А как же Роген?.. — начал Копылов.
— Роген? На эту конструкцию он не имеет никакого морального права. Аппарат должен принадлежать человечеству. Если я сам не могу быть полезным для людей, то пусть результат моей работы поможет науке. Я желаю вам счастья, коллега. И вот, возьмите, — Барвицкий передал Копылову свиток бумаг. — Здесь все, что касается корабля…
— Хорошо, — дружелюбно глядя в глаза Барвицкому, сказал Копылов. Будьте уверены, ваши идеи попадут в хорошие руки…
— Я уверен в этом!..
— И еще одно, — продолжал Копылов, — когда убедитесь, что вы неправы, постарайтесь вернуться на Землю. Здесь, на Земле, будет решаться смысл Бытия человеческого, а не в безднах космического пространства.
Барвицкий отрицательно покачал головой и крепко пожал горячую руку русского академика.
И вот он снова остался один. Он и грустная Мэри, как немой укор…
А через час по срочному вызову Барвицкий прилетел к Рогену и по лестнице спустился в его кабинет.
— У вас час назад был Копылов? — спросил Роген.
— Да!..
— Что он хотел?
— Он предлагал мне работу в Российской академии…
— Что вы сказали?
— Я отказался. Я сказал, что не нуждаюсь…
— Он узнал от вас о нашем полете?
— Нет!..
Роген долго, внимательно и остро смотрел на Барвицкого, потом процедил:
— Через три недели мы вылетаем. Аппарат почти готов. Итак, я больше не отпущу вас…
— Как? — вспыхнул Барвицкий.
— Другого выхода у меня нет. Я не хочу, чтобы мир узнал об этом полете и его цели. Жену вы увидите перед вылетом. Все…
Барвицкий заскрипел зубами, а потом бессильно опустил голову. Зря! Надо стерпеть эту страшную обиду!..
В тот же вечер Мэри получила коротенькое письмо:
"Дорогая Мэри, срочные дела задерживают меня. Увидимся через три недели.
Святослав".
Жгучая слеза покатилась по щеке Мэри. Приближалось страшное время разлуки…
Шли дни за днями, терзая душу Мэри. Под сердцем шевелился ребенок Святослава. Мэри почему-то была уверена, что родится сын, и от этого ее мысли были еще более печальные. Что делать? Что придумать? Бедная его голова! Значит, женские чары бессильны удержать на Земле беспокойное сердце, значит, есть что-то в черной небесной бездне, что так близко его буйной душе. Что же это?
Ответа не было. Только грусть и слезы сушили ее прекрасное лицо…
Третьего июля к ней приехал Копылов. Она его узнала и очень обрадовалась.
— Где же профессор? — после приветствия спросил академик.
— Его нет! — грустно ответила Мэри. — После вашего визита Роген не отпустил его…
