— Детка!
— Не зови меня так!
Смотрю, что она принесла. Батончики «Марс», пачку табаку «Голден Вирджиния», фруктовый сок, газировку, новый блокнот, ручки и камуфляжную куртку из армейского магазина на Саутмид-Роуд. Говорю спасибо, стараюсь улыбаться.
— Мэтью, милый, я просто смотреть не могу на твой зуб. Попроси медсестер сводить тебя к зубному. Пожалуйста, ради меня. Или давай я тебя свожу. Врач сказал…
— Мне не больно. Так сойдет.
— Хочу снова увидеть мою милую улыбку.
— Это не твоя улыбка.
16.10
Гуляем по территории больницы. Говорю маме, что мне уже лучше. Говорю, что меня ничего не беспокоит. Спрашиваю ее, могут ли мертвые передавать мысли через телевизор. Пытаюсь поверить в ее доводы. Стараюсь помнить, что она на моей стороне. Говорю ей, что мне лучше. Спрашиваю ее, стало ли мне лучше.
17.30
Мама уезжает. Время ужина. Ем.
17.50
Сижу в саду рядом с другими пациентами. Некоторые из них разговаривают. Это те, у кого маниакальный синдром. Но их речь — сплошной бред. Большинство предпочитает помалкивать. Те, у кого нет сигарет, стреляют у меня, обещая, что вернут, когда им принесут передачу. Здесь буквально нечего делать.
18.30
Сру, потом иду в ванную и пытаюсь мастурбировать. Не получается.
18.45
Возвращаюсь в сад. Холодает.
19.05
Хожу взад и вперед по больничному коридору. Кроме меня тут ходит еще один пациент, черный мужчина с седеющими дредами в расстегнутой на груди рубашке. Мы все время встречаемся с ним посередине. Мы улыбаемся друг другу. Это забавно. Взад и вперед по коридору, улыбаясь при каждой встрече. Мы говорим «привет» и «пока». Мы ускоряем шаг, чтобы встретиться раньше. Мы переходим на бег. Мы смеемся каждый раз, когда встречаемся, и неловко хлопаем друг друга по рукам. Из сестринской выходит медсестра и велит нам успокоиться.
19.18
Снова в саду. Это не совсем сад. Это замкнутая со всех сторон площадка с несколькими стульями. На бетонном полу валяются окурки. Здесь буквально нечего делать.
19.45
Иду в кухню заварить себе чаю. Двое пациентов обнимаются. Они спрашивают, что мне нужно. Я ухожу, не дожидаясь, пока закипит чайник.
19.47
Снова в саду. Ничего нет.
21.40
Темно, уже ночь, рот и глаза у меня измазаны глиной, и дождь продолжается. Я пытаюсь нести его, но земля мокрая. Я поднимаю его и падаю, поднимаю и падаю, а он молчит. Его руки безжизненно свисают по бокам. Я умоляю его сказать хоть что-нибудь. Ну, пожалуйста! Скажи что-нибудь. Я снова падаю, я держу его, прижимаюсь лицом к его лицу, прижимаюсь так близко, что чувствую, как из него уходит тепло, и я прошу его сказать хоть что-нибудь. Пожалуйста. Пожалуйста. Говори со мной.
