Кац упал на колени и стал целовать ботинки Евгения Аристарховича.
— Встань! Какие опыты делает он, расскажи?
— Не знаю. Он занимается этим в подвале. Что-то смешивает в колбах, что-то там кипит-таки в них, испаряется.
— Кто к нему ходит?
— Господин Горохов бывает.
— О чем говорят?
— О разном, о погоде…
— По делу говори, а то…
Кац мучительно соображал, что же такое сообщить Евгению Аристарховичу, чтобы отпустил бы Каца на свободу, но даже и под страхом мучительной смерти не мог он оговорить невинного человека. И вдруг он вспомнил!
— Не знаю, будет ли вам это интересно, но ученый швед проявил своей кислотой чертеж на каменном столе.
— Интересно! Что за чертеж?
— Я не знаю. Этот чертеж еле виден, а я давно слаб глазами. Я вам скажу, какие-то извилины, вот как у меня, на моих старых руках.
— Что еще?
— Больше ничего такого не знаю.
— Ладно. Сейчас пойдешь домой, запомни: ты здесь не был, ничего не видел, и не слышал! Следи за каждым шагом этого шведа. Запоминай, что будут говорить с Гороховым. Будут приходить мои люди, покажут, вот так, два пальца, отворяй, выполняй все их указания. Смотри не проболтайся никому, а то сам знаешь, что тебя ждет, упрячу в яму уже навсегда.
Кац кланялся, Кац сам не верил, что его отпускают. Отпустили.
Ночью Улаф спал в саду. Луна так светила сквозь ветви, что получались причудливые кружева вокруг топчана. Пахло сиренью, медом, счастьем.
Улаф уже давно проявил прадедовский чертеж, наложил на него заветную пластину. Ему не составило никакого труда по точке, на которую пришелся «глаз оленя», вычислить местонахождение клада. Чертеж он тут же уничтожил, смачивая стол особыми составами и работая скребком. Лишние люди не должны быть посвящены в тайну. Это он понимал.
Подземный ход, о котором сообщал в письме прадед, давно осыпался, так утрамбовался, что вряд его можно было раскопать. Улаф отсчитал шагами нужные метры и сверил направление по компасу. На месте, где полагалось быть древнему острожку Барбакану и колодцу с кладом, стояло внушительное здание.
Страленберг опросил в окрестных домах самых старых жителей, они подтвердили: да, Барбакан был как раз на том месте, где теперь соляной склад. Был там древний колодец: замшелые камни и тяжелая дубовая крышка. Из этого колодца пил воду сам Радищев, когда гостил тут у коменданта города де Вильнева, обрусевшего француза. Радищев тут и шар воздушный запускал, тоже был ученый человек, как и Улаф. Ныне от колодца остался чуть заметный холмик. Колодец заилился в незапамятные времена, крышку и камни утащили.
