– Мне плохо.
Ром обнял ее за плечи – так, как марьячи обнимал за плечи осиротевшую мать.
– Я согласен быть твоим мужем.
– Ты придешь ко мне домой?
– Да. Я приду к тебе домой.
Его обдало кипятком: вот чей-то дом в иной стране станет его родным домом. Почему так? Зачем так?
На корме свадебной лодки, с которой в пруд упал мальчик, стояла на коленях невеста и плакала, закрыв ладонями лицо. Край длинной фаты свесился за борт, намок в темной, зеленой, лягушачьей воде.
Когда они спускались по трапу на берег, занавес на лодке, где сидел оркестрик, откинулся, и на палубу вышел усатый человек в такой же расшитой серебряной ниткой куртке, как у парня-тенора. Желваки вздувались. Кадык играл под кожей. Ненавидящим, слепым взглядом провожал Рома и Фелисидад. Закурил сигару. Не докурил. Швырнул в пруд, на плоский гладкий лист нимфеи.
У Рома в кармане доллары, и он меняет их на песо.
В Америке жизнь дороже, чем в Мексике.
Поэтому гуляем, милая Фелисидад!
О’кей, Ром, гуляем!
Горы и скалы, и песок на зубах, и кактусы лопатами торчат, и Фелисидад везет его на дачу к подруге Пепе, и кричит: «Осторожно тут ходи, тут змеи всюду!»
А потом Гуанахуато, город поцелуев. Здесь разрешено целоваться на каждом углу, вот они и целуются, и обнимаются так пылко, что люди останавливаются и смеются: вам прямо тут постелить, на тротуаре?
В горах близ Гуанахуато добывают серебро, и женщины здесь все в серебре: серебряные серьги, серебряные браслеты, серебряные броши. Фелисидад и Ром пьют из треугольных пакетов жирное молоко с клубничным соком, а потом едят в придорожном кафе бурритос, и Ром заказывает к столу кальвадос, и он пахнет русскими мочеными яблоками.
А это что за город? Это Вильяэрмоса. Мост через реку, детский счастливый визг Фелисидад: «Крокодилы!» Ром наклоняется через перила. Вдоль по реке плывут два крокодила. Два коричневых скользких бревна: одно побольше, другое поменьше. У бревен есть глаза. Выпученные, сумасшедшие. Глаза вращаются. Владыки реки плывут, быстро перебирая лапами под коричневой грязной водой.
Купаться здесь не будем – смеется Ром. Он уже хорошо говорит по-испански.
Сколько здесь пальм! Пальмы, пальмы. В их тени лицо Фелисидад становится полосатым, как шкура зебры. Они опять кормят носух – носухи здесь свободно расхаживают по улицам, непуганые, остроглазые, метут воздух пушистыми полосатыми хвостами.
Во дворах домов вольеры, а в них живут павлины. Ром глядит – павлин умалишенно распускает синий хвост. Хвост из синего вдруг становится зеленым. Зеленая молния, мгновенная слепота. Фелисидад, как ребенок, держит Рома за руку и прыгает на одном месте. «Развернул, развернул! Загадай желание!» У нас ромашки обрывают, думает Ром, а здесь на павлиний хвост загадывают.
