Энтропия. Это энтропия. Тепловая смерть. Все температуры стремятся выровняться. Все уходит и не приходит больше.
Приходит новое? Да, приходит. Это слабое утешение.
Ведь и я уйду. И все вокруг меня уйдут.
Время. Это время. Что такое время? Главный враг. Чей враг? Если бы мы не умирали – новые не приходили бы. Ни животные; ни птицы; ни люди. Никто. И время не текло бы, а стояло в застылой луже; в бочонке с тухлой водой.
Никогда ученые не изобретут бессмертие. Потому что это бессмысленно.
Ром мыл руки под краном, готовил сам себе еду, ел, не чувствуя вкуса. На девятый день пришли соседи, нанесли всяких продуктов, сожалеюще глядели на него, ждали застолья. Ром неумело расстелил на столе старую, с кистями, бабушкину скатерть. Выставил хрустальные рюмки. Нашлась бутылка, и не одна. Он опять пил водку, как воду, и удивлялся ее безвкусности и тому, что она не опьяняет. Соседи пели песни, кричали о любви к бабушке, вопили: «Зинаида Семеновна-а-а-а! Пусть земля тебе будет пухо-о-о-ом!»
Он сначала слушал, а потом оглох. Перестал слышать мир и звуки в нем. Ушел к себе в спаленку. Зажал уши руками. Телефон. Где телефон? Ведь она оставляла ему свой номер. Оставляла!
Цифры. Ряд цифр.
Нажимал их, старательно, повторяя губами их имена: два, пять, два, пять, пять, семь, девять, три. На обратной стороне Земли раздались протяжные, дикие гудки.
Потом тишину порвал далекий крик.
– Буэнас!
Сердце поднялось в груди и выросло огромным цветком, великаном.
Он крикнул через горы и моря:
– Фелисидад! Те амо!
Молчание хлестнуло в лицо прибоем. Перестал дышать.
«Черт, как сказать по-испански: я дышу тобой?!»
Он услышал ее голос.
Она неуклюже, нежно бормотала по-английски:
– I love you, I love you, I love…
– I love you too, – сказал Ром непослушными, несвоими губами.
В дверь спаленки просунулась нечесаная голова пьяненького соседа.
– Роман, да куда ж ты делся-то из-за стола? Ромка, э, нет, не пойдет так дело! Ты это, внук, ты должен бабку помянуть! И еще, и еще разик помянуть! Не строй из себя слабака! Ты крепкий парень вон какой! Эк вымахал! Каланча! Бабка с небес тебя, – всхлипнул и нос рукой утер, – видит… наблюдает… и, это, радуется! Ну, успехам твоим! Шутка ли – внучок в Емерику подался, живет там, хлеб жует… Ну пошли, пошли, Ромка, айда за стол! А деньжат, деньжат-то там много заколачиваешь небось?
