Глава 17. Крылья из марли
Старая Лусия вязала, сидя в кресле. Она вязала всегда, бесконечно: то разноцветный полосатый носок, то длинный, как рыболовная сеть, шарф, то свитер с невероятно длинными рукавами, и никак не кончались рукава, а Лусия не спешила завершать работу, медлила. Распускала петли и перевязывала изделие. Начинала снова. Придирчиво, строго на вязанье глядела.
Фелисидад любила вечерами сесть на маленькую табуреточку у нее в ногах, и трогать вязанье, и глядеть на искрение спиц, и слышать тонкий, летящий пухом от высохших тонких губ голос доньи Лусии. Музыкальные пальчики, почти скелет; нежные желтые костяные спицы. Мы все станем спицами под землей. И нами свяжут новые земляные слои. Черные свитера, коричневые шарфы для бешеной шеи огня.
– Лусия, расскажи мне.
– О чем, детка?
– О чем хочешь.
Лусия вздохнула. Вязанье теплой и мягкой рекой струилось с ее колен на каменные плиты пола.
– Я уже так много прожила на свете, что у меня в голове каша из событий и приключений.
– А у тебя много приключений было?
Фелисидад взяла в руки длинный шерстяной рукав, обмотала его вокруг шеи.
– Ты имеешь в виду любовные истории?
– Ну хотя бы.
– Много. – Спицы ритмично двигались, стукались друг об дружку, шуршали. – Жизнь большая. Мужчин тоже много было.
– А почему же ты осталась одна?
– Все умерли.
Так просто. Все умерли, и все.
Холод пробежал по спине Фелисидад. Слушать рассказ расхотелось. Но губы сами спросили:
– А кого ты больше всех любила?
Губы Лусии смешно сморщились. Морщины образовали вокруг рта непонятный, тревожный узор.
– Одного музыканта. Я тогда работала в джазовом оркестре пианисткой. Я хорошо играла. Не хуже Консуэло Веласкес, а та была превосходная пианистка.
– А он на чем играл?
– На трубе. Золотая труба. Она так блестела в свете софитов. Я не могла отвести глаз.
– И что? У вас были ночи? Много ночей?
– Я вышла за него замуж, – словно про себя, для самой себя, сказала Лусия и расправила на коленях вязанье. – А потом его взяли в армию. И там убили. И все.
– Жизнь и смерть, – произнесла Фелисидад, чтобы хоть что-то умное сказать после этих слов, – так всегда?
– Всегда, – шепот полетел во тьму гостиной легче птичьего пера.
– Ты его похоронила?
– Да. Мне в гробу привезли его тело. Оно уже разлагалось на жаре, плохо пахло. Даже через крышку гроба доносился ужасный запах. Я, твоя тетка София и твой отец, мы похоронили его на кладбище Сан-Фернандо. А ты знаешь о том, детка, что мертвые приходят к живым?
