Деревья еще стояли голые; затопленные весенними водами поля искрились и сверкали, когда солнце выглядывало из-за облаков.
Господин Манёф сильно сдал за зиму. Взгляд его маленьких глазок утратил прежнюю остроту, и теперь Катрин пробегала мимо окна столовой без всякого страха. Слуги же, не в пример своему немощному хозяину, выглядели еще более чопорными и высокомерными. Если кто-либо из семьи Шаррон здоровался с ними, они в ответ лишь еле заметно кивали головой. В ясную погоду они выкатывали кресло со стариком из дому и отправлялись на прогулку. Мосье Поль вез кресло; мадемуазель Леони шла рядом с вязаньем в руках.
Часто мосье Поль запрягал Султанку и мчался во весь опор в Ла Ноайль.
Застоявшаяся за зиму лошадь брала с места в галоп и не меняла аллюра вплоть до самого города. Так, по крайней мере, утверждали Франсуа и Обен, нередко встречавшие хозяйский экипаж, когда возвращались под вечер из школы. Они, разумеется, совершали свой путь не столь быстро и частенько задерживались в дороге: то останавливались у пруда, чтобы понаблюдать за лягушками, то пытались сбить с дерева прошлогоднее птичье гнездо, то глазели на жеребят, резвившихся на широком лугу. В Мези Франсуа и Обен являлись уже затемно.
Однажды вечером их долго ждали к ужину. В конце концов отец вышел из терпения и уселся за стол.
— В другой раз авось поторопятся, — заявил он. — Сколько можно канителиться? Чтоб с завтрашнего дня они были к семи часам дома! Не послушают — пусть пеняют на себя: в школу они больше не вернутся!
— Только бы не случилось ничего плохого! — вздохнула мать.
— Ничего с этими сорванцами не случится, — отрезал отец. — Отбились от рук, вот и все!
Он повернулся к Катрин:
— Слава богу, хоть вы с сестрой не будете мучить мать из-за этой несчастной школы!
— Почему? — спросила Катрин.
— Потому что вы в нее не пойдете!
— А я обязательно пойду, — сказала Катрин.
— Слышишь? — воскликнул отец. — Слышишь, Мария, что заявляет твоя дочь!
Она пойдет в школу! Ну и времена настали! Небось когда ты была девчонкой, ты и думать не смела, чтобы проситься в школу.
Но вместо ожидаемого и, конечно, утвердительного ответа мать, помолчав немного, пробормотала неуверенно:
— А кто его знает? Может, оно было бы лучше…
От изумления отец поперхнулся и закашлялся. Марциал похлопал его по спине.
Ужин продолжался в полном молчании. Вдруг на дворе залаял Фелавени.
— Наконец-то! — с облегчением воскликнула мать.
— Сейчас я им покажу, сорванцам! — бросил отец.
