Девочки ушли. На улице было светло и холодно; подошвы деревянных сабо гулко стучали по мощенной булыжником дороге. Путь от Мези до фермы Дюшенов показался Катрин долгим. Мари была очень весела, чему-то смеялась, лепетала бессвязные слова. Девочки зашли на минутку в дом и пожелали Дюшенам спокойной ночи. Фермер, сидевший за столом, что-то невнятно проворчал в ответ, потом встал, чертыхаясь. Мари зажгла фонарь, и Дюшен проводил подружек в хлев. В углу стояла маленькая железная кровать. Дюшен поднял фонарь над головой и стал осматривать огромную корову с выпуклыми боками.
— Значит, понятно? — спросил он Мари. — Как только она начнет реветь, беги за мной.
Дюшен ушел. Девочки улеглись на кровать, и Мари задула фонарь. В хлеву и вправду было тепло и спокойно, от коров пахло чем-то приятным, домашним.
Было слышно, как они вздыхают в темноте. Вдруг в потемках фыркнул теленок, замычал жалобно, затем улегся, шурша соломенной подстилкой.
— Совсем еще глупый, — сказала Мари и после паузы спросила: — Чего молчишь? Страшно?
— Нет…
Теленок снова заворочался на своей подстилке. Катрин тихонько засмеялась.
— Не смейся, а то разбудишь их, — шепнула Мари. Помолчали. Затем Мари зашептала снова:
— Чудно, верно? Когда я здесь одна, я чувствую себя такой несчастной, воображаю Бог знает что. Так и кажется, будто коровы становятся большими-большими и вот-вот проткнут меня рогами, затопчут… А когда мы вдвоем, это… не знаю, как тебе объяснить… это лучше, чем самая хорошая кровать в самой хорошей комнате!
— Да, здесь хорошо, — согласилась Катрин. — А что, корова сегодня ночью отелится?
— Не знаю. Лучше бы нет. Не люблю я этого…
— А мне хочется поглядеть… Но нынче, пожалуй, лучше не надо. А то меня больше не пустят к тебе… — Нет, нет, Кати, ты придешь, придешь…
Пусть эта скотина не телится подольше!..
— Спокойной ночи, — пробормотала Катрин.
— Спокойной ночи.
Ночь действительно прошла спокойно, и в последующие дни Катрин снова ночевала с Мари. Каждый вечер обе девочки с волнением спрашивали себя: «А вдруг это случится сегодня?» Иногда корова принималась мычать; Мари с Катрин поднимали с подушки сонные головы и прислушивались, но скоро снова наступала тишина…
* * *
На рассвете серенького декабрьского дня корова наконец отелилась. Мари трясла за плечи Катрин, никак не хотевшую просыпаться.
— Эй, эй, Кати, проснись! Слышишь? Похоже, Рыжуха на этот раз решилась…
Под одеялом было тепло, но, всмотревшись в полумрак хлева, Катрин заметила белые струйки пара, вырывавшиеся из ноздрей лежащих животных.
