Катрин сосала леденец, и соль ее слез примешивалась к приторной сладости конфеты.
— Ну, мне пора, — вздохнул Крестный.
Он неловко подал руку Мариэтте; девушка протянула ему кончики пальцев.
— До свиданья, Мариэтта!
— Прощай, — ответила она.
— Желаю всем здоровья и счастья, успехов и благополучия, — глухо проговорил Крестный.
— Спасибо, и тебе того же желаем, — ответили в один голос отец и мать.
— Спасибо! Спасибо! — повторила за ними Катрин, и Крестный ушел.
Фелавени, дворовый пес, вприпрыжку побежал за ним.
— Ушел, — пробормотал отец.
— Ушел, — как эхо повторила мать. Отец пожал плечами.
— Мариэтта, — сказал он сухо, — чего ты стоишь без дела? Помоги маленько матери, черт возьми!
Мариэтта ничего не ответила. Схватив тряпку, она яростно принялась стирать пыль с комода, потом со стола, с сундука, со стенных часов, со шкафа…
Осенью Обен пошел в школу, и пасти свиней вместо него приходилось Катрин. Рано утром свиньи выбегали, визжа и хрюкая, из свинарника позади фермы, толкаясь, огибали кухню, на мгновение замирали в нерешительности у края дороги и снова устремлялись вперед, вслед за толстой маткой, в каштановую рощу.
Сбор каштанов только что закончился, и Катрин приводила сюда своих питомцев: пусть полакомятся каштанами, закатившимися в густой мох или в заросли папоротника.
Иногда девочка встречала здесь других пастушек своего возраста: Марион с фермы Лагранжей и Анну от Мориера. Собаки мирно дремали на залитой солнцем поляне, свиньи в поисках каштанов прочесывали своими пятачками кусты и мох, а девочки либо собирали лисички и последние осенние грибы — боровики, либо, пересмеиваясь, уписывали ломти серого хлеба.
Марион, которой должно было скоро исполниться восемь лет, была самой болтливой. Катрин и Анна, затаив дыхание, слушали ее бесконечные рассказы о пречистой деве и святых, об оборотнях и привидениях, которые бродят ночью вокруг дома или с визгом и воем проносятся над крышами.
Рассказы эти так захватывали девчонок, что они иной раз приседали от страха и с размаху шлепались на землю, усеянную колючей кожурой каштанов.
Вскочив как ужаленные, они отдирали колючки, глубоко вонзившиеся в их голые ноги.
— У, проклятые, чтоб вас черти побрали! — бранилась Анна, к великому смущению Катрин.
Когда солнце клонилось к западу, девочки окликали собак: пора было гнать свиней домой. В роще поднимались визг, лай, сумасшедшая беготня, от которой взлетали в воздух опавшие листья, и вот уже свиньи бегут неторопливой трусцой к дому.
