Как-то, еще в пятом классе, моя подружка тайком притащила из дома немецкий порножурнал, найденный ею в отцовском тайнике. Это стало страшным потрясением. Мы, двенадцатилетние девочки, не понимали, как это все может происходить, ведь изображенное отвратительно и непристойно. Думаю, мое сексуальное взросление задержалось из-за этого «глянца» еще на несколько лет, а все любови были наивными, платоническими и безответными.
В пионерских лагерях ничего «этакого» не происходило и отнюдь не потому, что за нами ответственно бдили вожатые, скорее из-за отсутствия хоть какого-либо опыта и даже необходимости в нем, но лет в тринадцать после возвращения с летнего отдыха, я поехала в гости к подружке Верке и гуляла там с ней и ее приятелем Митькой. Верка внезапно убежала на несколько минут домой, а я осталась с Митькой в подъезде. Когда он начал меня целовать скользким слюнявым ртом, неловко просовывая свой язык между моих зубов, мне стало противно, но от растерянности, а может, из желания показаться взрослой, я не слишком сопротивлялась. Он залез мне под кофточку, а потом и под юбку, неумело шаря жадными руками по телу. Слава богу, нас спугнула какая-то ворчливая тетка, и я, в ужасе от содеянного, поехала домой. В метро меня трясло от отвращения. Единственное, чего я желала – поскорее смыть противные прикосновения юношеских не очень чистых рук. Мне еще долго казалось, что в жизни произошло что-то страшное и непоправимое, противное и не имеющее другого названия, кроме как осквернение. Никому из родных я об этом не сказала – было стыдно.
О сексе со мной никто не говорил так же, как и о взрослении, изменении женского тела, менструации, поэтому когда она началась, я подумала, что заболела смертельной болезнью и скоро умру, ведь из меня хлещет кровь. Я не понимала, что делать. Не помню уже, кто просветил меня на тему того, что это рано или поздно случается со всеми девочками, но эти несколько часов страха не забуду никогда. Когда я вспоминаю все ошибки моих родных, становится дурно, ведь они непоправимо искалечили меня своими комплексами. Единственное, что из этого произошло хорошего: я никогда не повторю их ошибок по отношению к собственному ребенку. Пусть и слабое, но утешение.
Помню, в юности я пыталась найти помощь у Бога, в церкви, но несколько мерзких богомолиц, накинувшихся на меня, как стервятницы, за то, что я оказалась неподобающе одета, излечили от желания поверять что-то Всевышнему. «Если он дозволяет таким стражам охранять подходы к своему престолу, то что-то неправильное творится в этом мире», – рассудила я. Иногда я молилась дома, по-своему, как умела, но очевидно получалось не слишком убедительно – меня никто не слышал. Я мечтала полюбить кого-то большой и светлой истинной любовью, полной благодати, но мои романы не приносили мне счастья. Одного возлюбленного увела близкая подруга, другой был настолько театрален, что заигрался сам и заиграл меня в такой сказочный роман, что я перестала понимать, кто я и где я. Оказалось, он был девственником и страшно боялся вместе с семенем потерять и творческое начало, сублимируя в актерской игре нерастраченное сексуальное возбуждение. Впрочем, мы все же переспали, и потом он стал находить себе все новых и новых партнерш…
