Жизнь Нины Камышиной. По ту сторону рва | страница 86
— Ох, и ябеда ты, Надька!
— И вовсе не ябеда. А раз я ябеда, так ты — пижон, — сказала и испугалась. Не знала значения этого слова. Прикрыв ладошкой рот, Надюшка умильно глядела на мать.
Вовка кричал из кухни:
— Мам, я кофе сварю. Хочешь? Кофе приносит бодрость. Это изречение принадлежит перу Григория Наумовича. Мама, а верно, ведь он правильный старик!
— Правильный, — чуть улыбнувшись, сказала Анна.
— Мам, хочешь — я пол вымою? — неожиданно для себя, в порыве великодушия, предложил Вовка. И, чтобы не подумали, будто он расчувствовался, добавил: — Только пусть Надюха посидит на крыльце, пока пол не высохнет, а то обязательно наследит.
У Анны защекотало в горле.
Наскоро поглотав, Анна вернулась в свой корпус.
Ничего не изменилось. Она поняла это сразу, услышав дыхание Аси.
— Не стоило бы торопиться, — сказал Журов поднимаясь. — Пойду навещу дядю Гришу.
— А что с Григорием Наумовичем?
— Сердце у старика пошаливает, — и очень тихо добавил: — Я еще приду, Аннушка, вечером.
Она никак не откликнулась на «Аннушку». Не до того. Не сводила глаз с Асиного лица, провалившегося в подушку.
Ася хотела одного: выдохнуть этот проклятый ком. Оказывается, еще утром, не подозревая этого, — она была счастлива. Могла дышать полной грудью. Неужели она задохнется? Еще до сегодняшнего утра, ночами, вспоминая все, что у нее было и чего она лишилась, Ася хотела умереть. «Зачем мне жить?» — спрашивала она себя. А сейчас? Хочет ли она жить? Сейчас, если так мучиться, — лучше уж конец. Страшно? Но ведь тогда ничего не будет. Ничего. Ни солнца, ни этой ветки… Но и не будет этой ужасной одышки. Может, пора? Но глаза этой широколицей, со строгими голубыми глазами, женщины говорили, что еще не «пора», и они приказывали ей терпеть, и она терпела, хоть и страшно устала. Просто смертельно устала. Еще несколько минут — и этот проклятый ком задушит ее.
Ася потеряла счет времени.
Если бы она не полезла смотреть Юрия, не было бы этих мучений. Опять Юрий. Конечно же, он никогда ее не любил, раз оставил ее одну вот так мучиться.
Она слышала голоса, но не понимала, о чем говорят врач и сестра.
Потом наступила короткая передышка. Легче дышать, слава богу, вытащили из бока эту ужасную иглу.
— Асенька, Костя пришел, — проговорила Анна, наклоняясь над ней и прикрывая ей плечи простыней.
Анна вышла на веранду и с кем-то, наверное с Марией Николаевной, о чем-то вполголоса разговаривала.
Костя стоял лицом к ней, вцепившись руками в спинку кровати.