Внимательно посмотрев на торчащий из-под подушки томик стихов в синем переплете, он спросил:
— Тютчев ваш собственный? Я знаю: у нас в библиотеке его нет.
— Да, собственный.
— Хороший поэт?
— Да. А какого поэта вы считаете хорошим?
— Вы, конечно, у Блока любите «Незнакомку»?
— Люблю. А вы какие стихи любите?
— У Блока — «Двенадцать». Светловская «Гренада» — стих высшего класса. Я считаю: сочинил поэт такое и может больше никакой бодяги не писать. И давно вы в таком горизонтальном положении?
— С марта.
Костя свистнул.
— Медицина вообще-то довольно абстрактная наука.
— Вы в нее не верите?
— Я привык верить только в себя.
Ася выпустила из рук спицы и, с неприязнью глянув на его черномазое самоуверенное лицо, сказала;
— Хорошо вам, здоровым, так рассуждать.
— А вы знаете Григория Наумовича?
Ася кивнула.
— Железный старик! Я ему обязан жизнью…
— Вы?!
Он стоял, прислонившись к косяку двери, в своей робе, из-под которой выглядывала тельняшка. Большие руки с обломанными ногтями вертели отвертку. Черные без зрачков глаза смотрели на нее.
— Да, ТБЦ. Четыре года носил двухсторонний пневмоторакс.
«Носил — очень точное определение», — подумала она.
— Вас как зовут?
— Константин. А вас — я знаю.
— Костя, а до болезни… — она замолчала.
— Вы хотите спросить, кем был до болезни? Римским папой. Во-во, чаще улыбайтесь! Это полезнее всяких «биотиков». И жмите на манную кашу. Я съел тыщу каш. — И вдруг без всякого перехода огорошил: — А давайте махнем сегодня на танцы!
Ася засмеялась: таким нелепым ей показалось его приглашение.
— Нет, танцы — исключено. Я не съела еще тыщу каш.
Он молча собрал инструменты и вышел.
А через два дня снова явился. После ужина.
На этот раз Костя был в узких черных брюках и белоснежной рубашке.
Ася вопросительно взглянула на него.
— Я взял билеты на «Римские каникулы». Из уважения к римскому папе. Нет, серьезно — фильм железный.
— Я не хочу в кино. Не могу.
Костя изорвал билеты и швырнул их за веранду.
— У вас температура?
— Небольшая.
— Плюньте. Пошлите ее подальше.
— Ничего вы не понимаете.
— Понимаю. Я же все испытал на собственной шкуре. Махнем. Здесь рядом. Вечер теплый. Если вам будет трудно, смотаемся.
— А билеты?
— Я изорвал старые.
— Махнем! — сказала Ася. — Только я оденусь.
— А я пока сбегаю за билетами. Через пять минут буду ждать у корпуса.
«Может, не идти? — спросила себя Ася, когда Костя умчался. — А почему не ходить?»
Глава восемнадцатая
Не умолкая, перезванивались цикады. Кажется, что звенит небо, звенят звезды, звенит душный ночной воздух.
