Жизнь Нины Камышиной. По ту сторону рва | страница 61



— Вот что, Гоша, вы обидели сестру Марию Николаевну. Вы должны перед ней извиниться.

— Да я… и не сомневаюсь.

— Если повторится — выпишу сама.

— Чтобы я еще — ни грамма!

— А письмо все же дайте. Я ей напишу, и никуда она от вас не уйдет.

Анна опоздала на пятиминутку. Мазуревич выразительно показал на часы. «Какое его собачье дело», — с раздражением подумала она.

Когда она заговорила, он, не сгибая шеи, всем корпусом наклонился к старшей сестре Доре Порфирьевне. В знак согласия сестра кивала головой, и локоны, обрамлявшие ее моложавое личико, тоже кивали.

Нет, оказывается, он все великолепно слышал. Голос у него тонкий, составляющий резкий контраст с его мощным телосложением. Напрасно товарищ Буранова беспокоится. Койки сегодня будут. А на машине действительно отвезли инспектора курортного управления. Было бы известно товарищу Бурановой, инспектор тоже больной. Сердечник. Мы обязаны были оказать помощь больному человеку.

— Вениамин Игнатович, койки нужно привезти сегодня же, — произнесла недовольно Спаковская.

— Товарищ Буранова за койки беспокоится, а вот почему ЧП в своем отделении скрывает? — проговорил своим тонким голосом Мазуревич, поворачиваясь к Спаковской.

— И вечно вам ЧП снится, — проговорила Мария Николаевна, стряхивая пепел с папиросы в бумажный кулек.

— Вам, Мария Николаевна, как коммунисту и члену партбюро, следовало бы не замазывать недостатки, а вскрывать их. Почему вы не доложили на пятиминутке, что в ваше дежурство напился больной? Круговая порука? Лично меня не удивляет, что больные врача Бурановой пьянствуют.

— А нельзя ли определеннее изъясняться? — Анна засунула руки в карманы халата и выпрямилась.

— Могу уточнить. Мне стало известно, что врач Буранова участвовала в пьянке с больными двадцать пятой палаты. Могу даже уточнить, когда это было.

«Откуда он знает?» — Анна перехватила ускользающий взгляд Доры Порфирьевны.

Григорий Наумович, ни к кому не обращаясь, громко произнес:

— Насколько мне известно, за месяц до прихода в санаторий Анны Георгиевны выписали за пьянство трех больных.

— Я требую, чтобы меня выслушали, — сказала Анна.

— Мы не можем вместо работы заниматься склоками, — проговорил Мазуревич.

— Это уж слишком! — возмутилась Мария Николаевна.

Журов, рассматривая свои великолепно отточенные ногти, как будто это более всего сейчас его занимало, невозмутимо проговорил:

— Считаю пьянство с больными достаточно серьезным обвинением. Пусть Анна Георгиевна скажет, что это за недоразумение.