Усталый и голодный сидел я вечером в полупустом кафе, подперев рукой щеку, точь-в-точь банкрот, услышавший на бирже сообщение о своем полном крахе. И тут ко мне подошел незнакомый мужчина и, в изысканных выражениях пояснив, что ему рекомендовали меня как человека культурного и образованного, пригласил меня с ним отужинать. Я был в недоумении, но не отказываться же!..
После завершения трапезы мой новый знакомец многозначительно спросил:
— Как вы смотрите на то, чтобы немного подзаработать?
У меня голова закружилась от радости. Недаром говорится: «После сытного обеда дела всегда идут успешнее».
— Видите ли, — продолжал мой собеседник, — мне бы хотелось, чтобы вы дали согласие стать учителем моей дочери.
Право, не представляю, что могло бы обрадовать меня больше. Учить молодую девушку!..
— Как ее зовут? — спросил я.
И тут моего благодетеля будто подменили. Игравшая на губах улыбка исчезла. Глага запылали гневом.
— Как вы смеете?! — вскричал он возмущенно. — Об этом грех спрашивать!
Пораженный, я извинился, сам не знаю за что, и, не говоря более ни слова, стал ждать, что за этим последует.
— У меня есть дочь, одна-единственная, любимая дочь. Вы будете ее учить. А теперь возьмите карандаш и бумагу и запишите условия нашего договора. Да, мы с вами заключим договор, как заключают между собою договоры два государства, и — я настаиваю на этом! — будем строго соблюдать все его положения.
Итак, первое: вы не должны видеть друг друга.
Второе: вы не должны знать имя моей дочери, даже и не пытайтесь узнать, впрочем, так же, как и она — ваше.
Третье: занятия будут проходить в моем присутствии.
Четвертое: если по каким-либо причинам я буду вынужден отлучиться, меня заменит старуха нянька.
Пятое: урок начинаем всегда в одно и то же время — ровно в три часа дня.
Шестое, — продолжал новоявленный законодатель, — моя дочь будет изучать только богословие и арабский литературный язык. Все остальное ей ни к чему.
Говорил он быстро, не давая мне вставить ни слова.
— Седьмое: писать запрещается. Так что никаких тетрадей, бумаги, карандашей.
Восьмое: вас будет отделять друг от друга плотная, глухая занавеска.
Девятое: разговоры на темы, не относящиеся к уроку, исключаются.
Десятое: во время урока не смеяться.
Одиннадцатое: никаких шуток, острот, анекдотов.
Двенадцатое: обойдемся также без песен и стихов.
Тринадцатое: на вопросы отвечать однозначно: либо да, либо нет — и никаких разъяснений.
Таких условий мой новый хозяин продиктовал более двадцати и заключил грозно:
