— Не мне, — возразил Турецкий. — Если речь зашла о памятнике, я поставил бы его Гармашу.
Никольский подумал и согласился:
— Это был бы очень хороший памятник.
Может быть, самый лучший в мире.
— У вас оказии в Норильск часто бывают? — спросил Турецкий.
— Практически каждый день.
Турецкий передал Никольскому буровые журналы и пояснительную записку Смирнова.
— Перешлите их в норильскую экспедицию.
Мы хотели послать по почте, но почта нынче не больно-то надежна. А документы слишком важные.
— Сегодня же отправлю. Или завтра — с первой оказией.
— А теперь познакомьтесь с моим молодым коллегой и другом, директором агентства «Глория» Денисом Грязновым и пойдемте обедать в ресторан «Узбекистан».
— С удовольствием, — принял приглашение Никольский.
Часа три они провели за столиком во внутреннем дворике «Узбекистана», отдавая должное прекрасной кухне и слушая рассказы Никольского о Норильске — городе, который он страстно ненавидел и так же страстно любил. Уже смеркалось, когда они покинули гостеприимный «Узбекистан» и проводили Никольского домой. А потом еще около часа бродили по Тверской.
— Почему-то не хочется идти домой, — признался Денис. — У меня в Барнауле была приятельница, актриса, так после спектакля они часа по два в своих гримуборных торчали. Сгоняют меня за бутыльком и треплются, треплются. Я злюсь, а она говорит: после хорошего спектакля никогда не хочется домой, а хочется продлить ощущение праздника. В этом роде. Теперь я ее понимаю.
Но домой все-таки было пора. Они уже пожали на прощанье друг другу руки, и Денис повернул к метро, но Турецкий неожиданно окликнул его:
— Погоди! Вернемся на минутку в «Глорию».
— Зачем? — удивился Денис.
— Мне нужна папка с делом о «Норильском никеле».
— Зачем? — повторил Денис.
— Отнесу ее Дорофееву.
— Прямо сейчас?
— Дядя Саша, вы уверены, что это правильное решение?
— Целый день был неуверен. А теперь — да, уверен.
Денис с сомнением посмотрел на него, но ничего не сказал.
Из «Глории» Турецкий позвонил в приемную Дорофеева. Трубку взял его референт.
— Это Турецкий. Не забыл еще, сынок, мою фамилию? Тогда скажи своему шефу, что я сейчас подъеду.
Едва Турецкий, держа под мышкой толстую папку, появился в приемной Народного банка, референт тотчас поднялся со своего места и открыл перед ним дверь Дорофеевского кабинета:
— Вас ждут.
Банкир чуть приподнялся в кресле, приветствуя Турецкого, и гостеприимным жестом предложил сесть.
За окнами было уже темно, люстра в кабинете не горела. Перед Дорофеевым на столе лежала груда бумаг, которые он изучал при сильном свете настольной лампы. Весь длинный стол для совещаний был завален вчерашними и сегодняшними газетами, среди которых Турецкий заметил и «Экономист» и «Индепендент».
