— Помнишь, Никита, как мы с тобой тут танцевали на Рождество?
— Как не помнить, вы все меня барышня ругали, что я в такт не попадаю.
— И теперь не научился?
— Так некому учить было, Дарья Дмитриевна
— Ну, ничего, теперь я займусь твоим обучением, — она залилась смехом и на её щеках опять заиграли ямочки.
— Пойдем вниз, день был тяжелый.
Они спустились в комнату, где Уля уже разложила вещи и, не дождавшись дальнейших указаний, ушла в девичью.
— Расскажи мне, как ты жил, Никита. Ты матушку помнишь?
Вдруг голос её дрогнул.
— Матушка умерла.
Слезы покатились по её щекам.
— С тех пор как мы уехали, она так болела! Любляна спасала её! Она подарила ей еще как минимум пять лет жизни. Но она умерла! Её сломило что-то здесь! Она очень мучилась от головных болей. Они не давали ей спать, и потом, уже перед самой смертью она так страдала, что ты остался здесь, она рассказывала мне, как после семи лет брака они были бездетны, как батюшка возил её по лекарям, где только можно было, и как все было бесполезно. Как-то после рождества, загуляв с соседями, они поехали в табор, который расположился на опушке леса. Приехав туда, матушка сразу приметила тебя — тебе было года полтора, ты плакал и лепетал что-то явно не по-цыгански, и хотя ты был среди цыганчат, тебя глаза выдали. У цыган не бывает таких серых глаз. Цыганский барон согласился продать тебя за 250 целковых, но откуда они тебя выкрали, так и не признался. У тебя на шее был сердоликовый медальончик с буквой «S», обвитой змеей и потом матушка нашла будто-бы клеймо, знак, родинка у тебя на плече, с такой же буквой. Она просила, чтобы батюшка узнал, откуда ты, но тот даже и слышать об этом не хотел.
Взяв Никиту за руки, Даша взглянула ему прямо в глаза.
— Помоги мне, Никита! Матушка так любила тебя. Ты мне поможешь?
Её глаза глядели на него с тоской и надеждой. У нее кружилась голова от его взгляда, она ждала ответа.
— Барышня! Я все сделаю для вас, барышня…
Он не мог сдержать нахлынувших на него чувств. Его губы прижались к ее ладони.
— Барышня! Дарья Дмитриевна…
Стук в дверь прервал его слова.
— Войдите!
Порфирий с виноватой улыбкой вошел в комнату:
— Дарья Дмитриевна, будут на завтра указания? И … это…Марфа донимает меня, где же тетушка Августа, батюшка ваш писал, что она с вами, сопровождает вас, негоже ведь девушке без сопровождения в такую дорогу.
— На подъезде к границе тетушка заболела, нам пришлось отправить её обратно прямо с пограничного поста, оттуда же я написала все папеньке. Остальное, Порфирий, завтра! Все завтра! Никита, до завтра. Я просто засыпаю.
