— Весной положение улучшится, вот увидите. В Варнсдорфе открылась чулочная фабрика, говорят, скоро там будут работать в две смены. Так что найдется и для вне какая-нибудь работенка, — успокаивал женщину Ганс.
— Кому нужна старая слепая баба?! — злобно бросила она.
— Ну-ну, Семрадова. Вы еще и молодым нос утрете.
— Ну хоть какая-нибудь работа была бы!
— Кризис действительно на исходе.
— Черта лысого «на исходе»! — опять возмутилась ткачиха. — Неужели вы верите этим болтунам из газет? Врут и не краснеют. Все время врут! Господи боже мой, когда же все это кончится? Неужели придется подыхать с голоду?
— Будет работа, будет, не бойтесь!
— Для вас конечно будет, вы всегда можете заработать на контрабанде. А я? А мой старик? Он уже едва ходит.
Ганс ничего не ответил. Он почувствовал, как холод забирается ему под пальто, и встряхнулся. Пять лет он и слышать не хотел о границе, поскольку дал зарок, что больше туда не вернется, никогда не будет надрываться, переходя границу с рюкзаком за плечами. Не следовало ему зарекаться. Скоро придется разменять оставшиеся банкноты, но ведь бесконечно это длиться не может. Интересно, сколько таких зеленых бумажек у Мюллера, который два года назад обрек на голод и нищету сотни рабочих? Два года Ганс перебивался случайными заработками. Пару раз его брали на фабрику на неделю, на месяц — там приводили в порядок станки, но это была какая-то никчемная работа и никто не знал, что замышляет Мюллер. Последний год Ганс совсем не работал и жил только на свои сбережения.
— Вам все равно, а вот если бы у вас дома были голодные рты...
К Семрадовой подошли другие женщины. Их злобные голоса впивались Гансу в уши. Они набросились на него, словно осы.
— Вы говорили с самим Германом?
— И что он сказал?
— Все юлил, наверное?
— Вот паразит! Брюхо уже едва носит...
— Все они одинаковы. Бедняки работают до потери сознания, а они только брюхо набивают.
— В Германии такое безобразие невозможно! — заявила Вальдманова. Она так ожесточенно жестикулировала, что пучок рыжих волос подпрыгивал у нее на затылке.
— Заткнитесь вы со своей Германией! — взорвалась Семрадова. — Там тоже только болтают о процветании. Почему люди из Зальцберга ходят к нам за хлебом? Потому что в их хлебе одни опилки. Ей-богу, опилки.
— Зато детям там не приходится пить темную баланду с сахарином, — процедила Вальдманова. — Они бесплатно получают в школе молоко.
Женщины замолчали. Они выскочили из домов просто поболтать, услышав сердитый голос Семрадовой. Теперь мороз пробирал их до костей. Переминаясь с ноги на ногу, они давили ледышки своими башмаками.
