Они сидели в кабинете, в креслах лицом друг к другу, без света в быстро густеющих сумерках, а на полу валялись пустые упаковки из-под жареной рыбы и картошки, все в масляных пятнах. Виски в бутылке сильно поубавилось. Наверху, в комнате для гостей (сразу за Леонардовой), саквояж Хью коротал время на постели.
— Ты не можешь тут оставаться, — говорил Джеймс. — Придется вернуться к Джулии и мальчикам. Нельзя бросать семью только потому, что жена ведет себя не так, как тебе бы хотелось.
Потом они сидели молча, уже при свете, и Джеймс скользил взглядом по полкам в поисках чего-то известного лишь ему, а когда нашел, это оказался томик писем Сильвии Таунсенд Уорнер.
— Вот послушай! — сказал он, отыскав нужную страницу, а потом и абзац. — «Скажу от всего сердца: самое худшее, что можно совершить по отношению к тому, кто тебя любит, — это заковать себя с головы до ног в сияющие доспехи безупречного поведения».
— Как это верно! — воскликнул Хью.
— Нет, ты правильно сделал, что приехал, пусть даже на пару дней. Пока здесь была Джосс, Кейт в каком-то смысле оставалась со мной. Теперь нет ни той, ни другой. К твоему приходу я чуть не зажалел себя до смерти! И это при том, что я ненавижу себя жалеть.
Довольно долгое время они молча смотрели друг на друга. Немая сцена была прервана звуком автомобильного гудка.
— Это Леонард, — объяснил Джеймс. — Вернее, Леонард и Беатрис. У нас традиция: она его привозит, выпивает чашку чаю, а потом я пешком провожаю ее до дому.
Хлопнула дверца. Чуть позже в холле послышались голоса.
— Джосс?! — кричал Леонард. — Что, что насчет Джосс? С ней что-то случилось?
— А как по-твоему, что с ней могло случиться? — ответил внятный, резковатый голос Беатрис. — Вас, мужчин, хлебом не корми, дай только соблюсти условности. Джеймс ее просто вышвырнул как котенка.
— А теперь, конечно, торчит в кабинете! — с едкой горечью заметил Леонард. — Топит муки совести в вине.
Дверь приоткрылась, и два старческих встревоженных лица нелепо и трогательно просунулись в кабинет.
— Что здесь происходит? — фальцетом осведомился Леонард.
— А, это вы! — усмехнулся Джеймс, вставая. — Плохая новость в том, что Джосс здесь больше не живет. Но есть и хорошая — к нам перебрался Хью.
Джосс лежала в полутьме, комкая на груди край одеяла. Было довольно тихо, но не настолько, как на вилле Ричмонд, где комната у нее была в задней части дома, а не во фронтальной, как здесь. Вспоминать про ту, другую, комнату не хотелось, но образ ее таился где-то близко, напоминая о хорошем и вызывая детское желание расплакаться. Эта комната была, мягко выражаясь, странной. Усевшись с левой стороны кровати и раскинув руки, можно было коснуться стен, а окно, грубо рассеченное переборкой, было узким и длинным, как крепостная бойница. За переборкой, на диване в большей комнате, спала Кейт. Наверное, нужно было думать, что это мама, но Джосс не могла. Слово «мама» не подходило к женщине, спавшей за переборкой.
