— Очень странный закон.
— И тем не менее, это так, твой дед, кстати, тоже считает, что погоду не перехитришь.
— А кого-то за это наказывали?
— Да, я помню, был скандал с «Валандро».
— Шато «Валандро»?
— Да, все ждали чуда от Миллениума, но от перенапряжения некоторые не выдержали и закрыли виноградники пленкой.
— И что?
— Тогда ожидали страшный ливень, но он так и не пошел.
— И что было?
— Вину не дали присвоить год урожая, и классифицировали как столовое.
— А много таких было?
— Ты знаешь, Макси, был кто-то еще, но не такой известный, поэтому, наверное, и не помню, просто всем хотелось получить сверхвино от 2000 года.
— А у нас что получилось?
— Ты знаешь, ничего особенного, тут даже дед со мной согласился.
— Надо и мне попробовать.
— Пойдем, устроим дегустацию, и деда надо позвать.
Арсен был в плохом настроении:
— Ну что там урожай?
— Нормально, отец, все идет неплохо.
— Конечно, неплохо, у нас все всегда неплохо, у других хорошо, а у нас неплохо.
— Папа, что ты говоришь?
— Погода портится?
— Да.
— Конечно да, но у нас все неплохо, а у других хорошо.
— У каких других?
— У Петрюса не бывает плохой погоды: у них небо особенное или они договорились со святыми, что над ними не льет.
— Папа, не кощунствуй.
— Почему все так любят петрюс? Да, это великое вино, и все-таки, почему из 12 000 поместий Бордо большинство людей сразу назовет Петрюс? Да проще простого: это название легко запомнить. Шато «Маларктик — Лагравьер», не каждый француз запомнит это название, а что говорить про китайцев и русских? Назови вино «Анрюс», и все продавай русским, Шато «Ли», и каждый китаец его будет пить, а наши все никак не могут понять, почему так трудно запомнить «Лафорьи — Пейраго», тьфу, даже я это не могу выговорить.
— Отец, что с тобой, чего ты завелся?
— Некому людей жизни учить, все с ума посходили, бутылка вина стоит больше тысячи евро — где это видано и какой француз может это выпить?
— Отец, что случилось?
— Мне нужно поговорить с тобой, Грегуар.
— Давай я схожу в погреб за вином, мы с Максом хотели еще раз распробовать 2000-й урожай, заодно и поговорим.
— Хорошо, пусть Макс сходит.
— А сколько брать?
— Пару бутылок хватит.
— Ладно.
Арсен помолчал немного, убедился, что, кроме сына, в комнате никого нет, и сказал:
— Я уже не могу получать от жизни того, что хочу. Женщинам я не интересен, пить вино столько, сколько я хочу, мне нельзя; за руль садиться я боюсь.
— Отец, ты мне не нравишься.
— Когда мужчина не спит с женщинами, он умирает.
