— Погоди, — перебила ее Джина. — Я не бросала Фергуса. Это он меня бросил.
— А ты, конечно, тут ни при чем! — злобно ответила Ви и встала, чтобы снять с плиты шипящий чайник.
— Ты просто не можешь простить меня за потерю всего, чего у тебя никогда не было.
Молчание. Ви дрожащей рукой разлила воду по чашкам.
— Дело в твоем отношении, — наконец сказала она. — Ты строишь из себя беспомощную жертву, которая ни на что не способна.
— Разве тебе никогда не было плохо?
Ви передала ей чай.
— А почему, думаешь, я все время чем-нибудь занята? Подожди, пусть заварится.
— Мам, неужели лучше подавлять горе, а потом срываться на мне, чем признать его и попросить о помощи?
— Я на тебе не срываюсь. Не выдумывай оправданий. Я просто переживаю за тебя и за внучку. Что будет с Софи?
— Софи…
Ви выудила пакетик из чашки.
— Да, Софи. Она твоя дочь, и ты за нее в ответе.
— Я… я немного ее боюсь.
— В смысле?! — Ви изумленно уставилась на Джину.
— Софи обожает отца. Чуть ли не как мужчину. Вот и злится на меня, а я из-за этого ее побаиваюсь. Не знаю, что ей сказать. Вдобавок мне больно, одиноко и страшно! Разве не понятно, зачем я пошла к психологу?
Ви встала, открыла форму и протянула ее Джине. Внутри лежала половина торта, залитого глазурью и усыпанного засахаренными вишнями, похожими на драгоценные камни в бутафорской короне.
— Нет, спасибо.
Ви закрыла форму крышкой.
— Я тоже не хочу. — Она так и стояла с тортом в руках. — Мы все в конце концов остаемся одни. Согласна? Мы всю жизнь вынуждены мириться с самими собой. Себя не изменишь.
Джина молчала.
— Когда твой отец меня бросил, я подумала: ну все, с меня хватит, никому я больше не поверю. Все буду делать сама!
— Ты сразу так подумала? Или потом?
— Сразу. Вечером, сидя у себя в комнате на Чиксенд-стрит, я сказала себе: «Ви Ситчелл, тебе больше никогда не будет так плохо».
— Зато мне сейчас так же плохо! — воскликнула Джина. — И мой психолог — не умник в белом халате, а женщина в обычной одежде. Ее зовут Диана Тейлор, и она примерно моего возраста. У нее умер муж, а потом она вышла за другого. Она сказала, что я сейчас потрясена, что мои чувства совершенно нормальны. Она была добра ко мне, а я ей нагрубила.
— Как всегда. Вечно ты грубишь тем, кто хорошо к тебе относится. Особенно женщинам. — Она посмотрела из окна на крошечный садик, где сушилось на веревке ее белье. — Пора тебе вернуть Софи, вот что. Соберись с силами.
— Да.
— Ей нужна твоя забота.
— Да.
Ви снова повернулась к дочери.
