На журнальном столике, облицованном пластиком под дерево, стоял горшок с отцветшей хризантемой, которую Фергус презрительно назвал бы «практичной», и веером лежали журналы с заголовками: «Как пережить горе», «Потери и перемены. Помоги себе сам».
— Тебе это сейчас необходимо, — сказал Лоренс очень мягко, но с легким нетерпением и настойчивостью занятого человека. — Мы больше не можем тебе помогать. Да мы и не помогаем вовсе. С нами ты не Избавишься от своего горя. Тебе нужна помощь специалиста, который покажет тебе, как жить дальше.
— Мне не нужна помощь, — громко возразила Джина, отставив бокал вина, — мне нужна любовь.
Лоренс перевел взгляд с потолка на дверцу холодильника, где Хилари оставила записку, пришпиленную магнитным бегемотом: «Несоленое масло ТОЛЬКО по требованию посетителей»; затем он посмотрел на кружки в сушилке и, наконец, произнес:
— Тебя сейчас трудно любить. Жалеть — да, но не любить…
Джина была поражена до глубины души.
— Ах ты скотина… Что ты вообще понимаешь?
— Многое, — устало ответил Лоренс. — Теперь я многое понимаю.
— Неужели?!
— Тебе все это нравится. — Он встал и допил вино. — Тебе нравится быть несчастной жертвой. В этом есть особый шик.
Джина никогда в жизни ничем не кидалась, даже во время самых страшных ссор с Фергусом: они оба знали, как дороги их тарелки. Теперь же она попыталась схватить бокал, но промахнулась и сшибла его, залив вином телефонную книгу.
Лоренс рассмеялся:
— Джина!..
Она бросила в лужу полотенце. Лоренс взял ее за руку.
— Ну же, прекрати.
— Я не притворяюсь! — закричала Джина, вырвав руку. — Разве ты не видишь? Я ничего не выдумываю! Мое горе — настоящее!
— Знаю, знаю. Наши жизни тоже настоящие. Эта гостиница, Хилари, я, бедный Джордж, который неправильно выбрал колледж, завтрашний банкет на девятнадцать человек, проверка санитарных условий в следующую пятницу… Мы этим живем. Джина, мы можем тебя поддержать, но не нести на руках.
Она склонила голову и стала тщательно протирать обложку телефонной книги.
— Ладно.
— Вот и хорошо. Умница.
«Только не спрашивай, — мысленно взмолился он, — только не спрашивай, можно ли тебя любить, когда ты послушна. Не спрашивай». Джина подняла упавший бокал и поставила его в раковину.
— Прости, — натянуто проговорила она, — что причинила вам столько неудобств.
— Ты не…
— Я обязательно запишусь на прием к психологу. Вот увидишь. На следующей неделе.
Затем она вышла из кухни, высоко подняв голову — так она делана еще в школе, когда над ней смеялись из-за того, что у нее нет отца.
