Не зная, как подступиться к дочери, он даже предложил ей поехать с ним.
Софи посмотрела на него пустыми глазами, похожими на голубые бусины.
— Я не могу. У меня школа.
— Ты могла бы сдать экзамены в Лондоне.
Ее глаза наполнились слезами. Фергус вдруг осознал, что это для нее слишком — узнать, что жизнь внезапно меняется без ее ведома и участия. Софи начала задыхаться.
— Я… я не могу бросить маму! У нее больше никого нет!
Фергус покраснел и опустил глаза.
— Ты права…
Потом Софи сказала, что пойдет к себе в комнату, однако остановилась на пороге и резко, взрослым тоном спросила:
— Значит, ты завел любовницу?
Фергус встал.
— Нет. Нет, Софи.
Дочь посмотрела на него из-за плеча.
— Нет ничего унизительнее, чем когда тебя бросают просто так. Выходит, все лучше, чем быть с нами? Если ты не можешь остаться даже ради… — ее голос дрогнул, и она почти зашептала: —…даже ради меня, то уходи.
С того дня Софи с ним не разговаривала. Фергус не знал, говорила ли она с Джиной — та была вне себя от злобного ликования, что дочь выбрала ее, а потому молчала. Он собирал вещи в одиночестве. Так плохо ему еще никогда не было, однако желание уехать прочь отсюда затмевало другие чувства. Бродя по дому, который он так бережно восстанавливал — Фергус с большим вниманием относился к старине, тут ему надо отдать должное, — он гневался, что все его достижения, вся его жизнь списана со счетов по своевольной прихоти человеческой природы, которую олицетворяла собой Джина. А потом он наткнулся на фотографии Софи: вот ей два годика, она сидит на санках, вот семь — она в соломенной шляпе, вот тринадцать — они с мамой в гондоле. Фергус совершенно рассвирепел. Упаковывать ее подарки было мучительной пыткой. Он спросил себя (мимолетно и лишь однажды, потому что эта мысль причинила ему невероятную боль), вытерпит ли он, сможет ли не видеть Софи каждый день, не будить ее каждое утро, не знать всех мелочей дочкиной жизни, включая ее обеденное меню и темы школьных сочинений. Она превратится для него в приз, награду за примерное поведение, а он вместо «папы» станет «отцом». Вокруг их с Джиной развода возникнет множество мифов, которые скрасят обидные факты. Истина покорится психологическим нуждам окружающих и в конце концов исчезнет совсем, растворится, точно стакан воды в реке. Но какова эта истина для Софи? Настоящее положение дел в семье, вынудившее его на развод и разлуку с обожаемой дочерью, понятно лишь ему и Джине.
