— Джина, — произнес он теперь, позвякивая мелочью в карманах. — Как по-твоему, он изменился?
Она надела кольцо обратно на безымянный палец.
— Конечно.
— Тогда… — медленно проговорил Лоренс, чувствуя внезапный прилив жалости и любви к Джине, — тогда притворись, что он умер. Что погиб дорогой тебе человек, и теперь ты о нем скорбишь. Но это только в том случае, если он действительно изменился, если ты выходила замуж за другого Фергуса.
Фергус часто пользовался услугами этой грузовой компании. За последние двадцать лет они перевезли множество аккуратных коробок и свертков из аукционных залов в его дом, а затем в аэропорт, откуда те отправлялись в Америку или на Дальний Восток. Сразу после Рождества эта же компания занялась перевозкой вещей в новый лондонский дом мистера Бедфорда. Мистер Бедфорд сказал бригадиру грузчиков, что он расширяет бизнес, однако вывоз из Хай-Плейс половины мебели, целого гардероба и пары отменных удочек не очень-то смахивал на расширение бизнеса. Скорее, походило на развод. И потом, миссис Бедфорд всегда угощала их сандвичами, а сегодня ее нигде не видно.
Фергус стоял в коридоре с блокнотом. Мимо него проносили столы, буфеты, картины, стулья и ширмы, которые он помечал галочкой, словно детей в школе. Выглядел он абсолютно невозмутимым, чувствовал он себя совершенно подавленным. Он уже больше года планировал переезд, а потом подчинился внезапному, неумолимому порыву и сам все испортил отвратительной ссорой. Фергус хотел резать быстро, чисто и глубоко… «Я ухожу, — скажет он Джине, — потому что жизнь с тобой невыносима». И сразу уйдет.
Он просчитался: переоценил ее понимание ситуации, не подготовил почву. Не поделился даже с Лоренсом и Хилари, которых очень любил и которые могли-бы поддержать Софи в трудную минуту. Он допустил грубую, жестокую ошибку по отношению к дочери — решил (видимо, так ему было удобнее), что Софи не по годам самостоятельна и прекрасно разбирается в хитросплетениях взрослой жизни.
Софи пришла в ужас, когда ом все ей рассказал. В ужас. И кажется, совсем не понимала, о чем он толкует.
— То есть как это вы «убьете друг друга»?! — закричала она в тот вечер, когда Фергус решил поговорить с ней как со взрослой. Он сразу почувствовал себя убийцей — да еще и рассерженным убийцей, потому что все время, пока он говорил, Софи, словно маленькая девочка, держала во рту дешевые голубые бусы. Она посасывала их и молча смотрела на него. Фергусу хотелось завыть от горя и одновременно от родительского гнева.
