А самый роскошный цвет, по-моему, чёрный. Как ворон и как смоль, как грива дикого жеребца и многослойный лак на китайской шкатулке. Вот нарядами в таком стиле я особенно увлекалась. Другие мои собратья увлеклись тоже.
Так кончилось моё одиночество индивидуальное и началось совместное.
Я стояла под самым куполом, слегка запрокинув голову: тяжёлый шлейф волочился аспидным хвостом, угольного цвета корсаж плотно держал рёбра и талию, воротник-стойка взрывался у самых ушей тончайшим испанским кружевом, перчатки, доходящие до локтя, придерживались на буфах рукавов широкими браслетами тусклого серебра со вкраплением гагатов. По корсажу вилась цепочка такого же металла с анкхом — египетским крестом, у которого наверху петелька. Неизбывные очки, сдвинутые на макушку, служили обручем для волос, закрывающих плечи и таких же чёрных, как и всё прочее. Кроме лица: поверх него я привыкла рисовать непроницаемо белую маску и заново наводить крутые брови той же оттеночной краской, что шла на волосы. В соответствии с рекомендациями Ивана Егорыча Забелина, который написал многотомную «Жизнь русского народа». Только вот свекольные румяна поверх белил мне класть не хотелось, а так адекватно.
— Слышь, девушка, — проговорил за моей спиной секьюрити. — Тут служба скоро начнётся, а ты прямо под ногами стала.
— Значит, и вправду так много народу, что затоптать могут? — я повернула к нему свою маску. Кажется, когда я входила, он её не видел, потому что слегка шарахнулся.
— Тьфу, и вправду готка.
— Готесса, — поправила я. — Готки — это в «Слове о Полку Игореве». Прекрасные готские девы. А у вас в самом деле так яростно причащаются плоти и крови Господней? Ну, что по человеку им нехило пройти?
Я нисколько не повышала голоса, интонация была самая мирная и распевная, однако охранитель покраснел как бурак и взвился с пол-оборота:
— Иди отсюда, сатанистка, пока добром просят.
— Я не из таких, — ответила я. — Свою веру внутри ношу, а не напоказ выставляю.
— Эту?
И он брезгливо подцепил пальцем анкх. Поднял к моему лицу:
— По чужому кресту вас и вычисляют. Тоже мне религия!
— Хвали свою веру, но не оскорбляй другие, — провещала я со значением. Любимый лозунг асасинов — это такие средневековые наркоманы и террористы, — но оттого слова не становятся хуже.
А поскольку своих хваталок этот дядюшка не отцеплял, я попробовала освободиться: вперед-назад.
И по нечаянности уронила с маковки окуляры.
Они хряпнули под его могучей ступнёй.
