Выступая перед необразованными слушателями, Ленин говорил просто, иногда даже слишком просто. А поймав своих противников на ненужном красноречии, часто припоминал им другого тургеневского героя — Ворошилова, который «оглушал звоном слов», «прикрывал невежество набором ученых слов и имен». «Помните — в «Дыме» — молодого русского приват-доцента, который совершал променад по загранице, отличался вообще большой молчаливостью, но от времени до времени его прорывало, и он начинал сыпать десятками и сотнями ученых и ученейших, редких и редчайших имен?» Ленин призывал выражаться «просто, без тех ненужных ухищрений слога, без тех внешних признаков «учености», которые так пленяют декадентов и титулованных представителей официальной науки». «Ворошиловы поступают наоборот: они предпочитают высыпать целый мешок ученых имен… загромождая ученым сором суть дела».
Ленин замечал между прочим: «Шопенгауэр говорит: «Кто ясно мыслит — ясно излагает», я думаю, что лучше этого он ничего не сказал». «Чем ближе к разговорному языку, тем лучше!»
В юности Ленин не ценил тургеневский роман «Накануне», несмотря на то что его главный герой — мятежник, по сути революционер. Владимир Ильич обстоятельно объяснял причины своего былого пренебрежения к роману: «То обстоятельство, что главное лицо романа Инсаров — болгарин, уроженец какой-то маленькой, неинтересной, захолустной страны, а не русский, не француз, не немец или англичанин, словом, не уроженец «великой страны», люди которой могут быть взяты как пример, — делало для меня «Накануне» и менее интересным, и менее поучительным, чем другие романы Тургенева — «Рудин», «Новь», «Дым». Малое внимание к «Накануне» возможно объяснить и таким фактом. Во время войны России с Турцией за освобождение балканских славян — тогда мне было семь лет — моя нянька, у которой родственники были взяты на войну и некоторые из них там убиты, постоянно с плачем говорила: «Русская кровь зря льется из-за каких-то нам чужих, проклятых болгар. На что они нам, у нас самих забот по горло». Не исключено, что такое внушение няньки, с которым, насколько помню, совпадало отношение к этой войне и моих родителей, как-то влезло в меня и, держась бессознательно, надолго убило интерес «к болгарину» из «Накануне»…»
Во время ссылки, желая потренироваться в немецком языке, Ленин занялся переводом на немецкий отрывков из Тургенева.
«Мы, — рассказывала Крупская, — тогда по целым часам занимались переводами… Ильич выбирал у Тургенева страницы по тем или иным причинам наиболее для него интересные. Так, с большим удовольствием Ильич переводил ехидные речи Потугина в романе «Дым»…»
