Русский Бертольдо | страница 46



. В основанной Петром Коллегии иностранных дел (1718) языкам сразу же стали уделять большое внимание. Их обучением занимались также при заграничных миссиях, например при Константинопольской, где, помимо греческого, обязательным было обучение итальянскому и французскому. В Петровское время было учреждено первое консульство в Венеции (1711), просуществовавшее одиннадцать лет[272]. В начале 1730-х годов при Коллегии иностранных дел была открыта специальная школа для обучения «ориентальным» языкам, куда уже в 1732 г. были посланы из московской Славяно-греко-латинской академии шесть учеников. Обращает на себя внимание невысокий социальный статус учащихся, из которых предполагалось готовить переводчиков для службы при русских заграничных миссиях; тяжелое материальное положение, в котором они часто оказывались[273], вряд ли способствовало большим успехам в учебе и, следовательно, дальнейшей карьере на дипломатическом поприще. Многим, получившим образование при Коллегии иностранных дел и заграничных миссиях, пришлось пополнить штат скромных переводчиков с очень небольшим жалованьем; они, естественно, были вынуждены искать пропитания сторонними переводами.

Вполне вероятно, что к этой среде не очень удачливых служащих Коллегии иностранных дел мог принадлежать и переводчик «Бертольдо». Его выбор явно выдает коммерческий расчет, основанный на знании того необыкновенного успеха, который роман Кроче имел в Италии. Обращает на себя внимание и довольно свободное владение простонародной (ненормативной) лексикой. Это, с одной стороны, может свидетельствовать о том, что иностранные языки он осваивал не только в классах, но и при непосредственном общении; с другой — о его происхождении, скорее невысоком. Подчеркнем также особенность фонетики нашего переводчика (переписчика)[274], которая устойчиво проявляется в глаголах: «догадався», «освободився», «оборотився», «поосердився», «обернувся», «уведомився», «одевся», «разгневався»[275], что может указывать на его западно-южное происхождение.

Следует иметь в виду и то, что в 1730–1740-е годы популярная литература на греческом и итальянском языках не имела еще в России широкого хождения. Интерес к народной книжке на этих языках вряд ли мог быть проявлен в высших или образованных слоях русского общества. В руки же к менее взыскательному демократическому потребителю литература такого рода попадала от случая к случаю, благодаря тем немногим, кто побывал за границей, обычно в Венеции. Иными словами, переводить для низового читателя веселые книжки с итальянского или греческого если и были «охотники», то возможностей для этого у них было не так много.