— И тебя это не касается? — спросил Дью.
— Нет, и тебя тоже, — жестко ответил Андрей.
Они помолчали. Что-то в поведении Андрея смущало Хантера.
— Андрей, а ты не хочешь сказать, за какую работу нам платят?
— Нет, не хочу. И те, кто нам платит, тоже тебе этого никогда не скажут. И слава Богу.
— И ты отказываешься от моей помощи? — с удивлением и — Андрей это почувствовал — с обидой спросил Хантер.
— Ты же видишь, что нет. К кому я пришел за деньгами?
— Это твои деньги.
— Не говори глупости, Дью. А то я заплачу крокодиловыми слезами, и Нил выйдет из берегов. А это знаешь, чем грозит? У-у! Асуанскую ГЭС придется поставить на капремонт. И мои соотечественники вновь примчатся туда — зарабатывать СПИД и доллары. Или язву желудка…
Говоря это, Андрей как бы вновь приглашал собеседника вернуться к их обычному, снимающему напряжение трепу, но Хантер не поддержал его:
— Это очень опасно — то, чем тебе придется заниматься?
— Пока нет, а дальше — черт его знает.
— Но ведь они не подозревают, с кем связались, а? — с надеждой спросил неугомонный Дью.
— Какая разница? — пожал плечами Андрей. — Пусть хитрят, пусть надеются. — И вдруг снова ухмыльнулся, как нашкодивший школьник. — Знаешь, Дью, как у нас говорят в России: «На всякую хитрую гайку есть болт с резьбой».
— Но ведь если что, я их из-под земли достану, как думаешь? — продолжал Хантер гнуть свою линию.
— Да не о том, не о том ты, — с досадой сказал Андрей. — Здесь совсем другое. В крайнем случае мне на какое-то время просто придется смыться. Опять побегаю… Для меня, как ты понимаешь, это не трагедия, — так сказать, быт.
— Понимаю, — все еще с сомнением буркнул Хантер и вдруг, не выдержав, ткнул его кулаком в плечо. — Так ты говоришь — «банкир», а это, дескать, «другое дело»? А?
Вспомнив анекдот, рассказанный Андреем, он все еще невесело рассмеялся.
— Ладно, — сказал он и, скомкав пачку газет, отбросил их в угол комнаты. — В таком случае я пойду и тоже сварю нам кофе.
Глава четвертая
Лоуренс Монд
Завершая рейс по маршруту Лондон — Нью-Йорк — Бостон, Лоуренс Монд, несмотря на длительность перелета, чувствовал себя бодрым, и не только потому, что давно научился спать в самолетах, которые, в принципе, он терпеть не мог из-за сковывающего однообразия позы в кресле и весьма ощутимой в его возрасте разницы поясного времени, — его бодрила явно авантюрная подоплека дела, по которому он летел, и сама новизна ситуации, неожидан ной и как будто возвращающей Монда в далекие уже годы начала его карьеры.
